на гигантском пространстве огромной песчаной страны? Если неизвестно, каким маршрутом она двигается, да и жива ли еще?
Нории очнулся от начарованного сна только под утро, на следующий день после побега красной принцессы. Очнулся на холодном песке, под пронизывающим морским ветром, склоняющим листья пальм к земле, когда рассвет только-только занимался серым и море тяжело несло высокие волны, с ожесточением выбрасывая их на пляж. Наступал прилив, и соленая вода поглощала песок, подбираясь к хлипкой пальмовой роще и унося в пене прибоя оставленные полотенца, фляги, таская туда-сюда тяжелую сумку, собранную слугами для отдыха господина и его шеен-шари.
Море сыпало брызгами, с шорохом опадающими далеко за пределами кромки воды; от брызг дракон и проснулся. Открыл глаза, убедился: то, что он помнит, ему не приснилось, – прикрыл веки, останавливая расходящуюся от него силу, прорывающуюся сквозь песок странными растениями с колючками и нежно-розовыми бутонами, источающими сладкий аромат, и послал Зов.
Всем детям Воды и Воздуха оставить любые дела и отправляться на поиски Ангелины Рудлог. При обнаружении обращаться учтиво и доставить во дворец в целости и невредимости.
Кто бы мог подумать, что в этой выдержанной, алмазно-твердой, почти успешно противостоящей ему женщине столько безрассудства?
Нории ожидал, что принцесса вновь попробует уйти, скорее всего ночью, из дворца. Слишком спокойно она восприняла его отказ, слишком быстро согласилась. И Владыка был готов к этому. Но разве мог он вообразить, что ледяная Рудлог, со всей ее рассудительностью, склонностью к планированию и неудачными опытами предыдущих побегов решится бежать без подготовки? Не взяв с собой ни карты, чтобы ориентироваться на незнакомой местности, ни запасов, беззащитная перед неумолимой жестокостью раскаленных Песков.
Нории искал ее с утра до ночи, пока держали крылья. Затем на последних каплях силы возвращался в Истаил, отпивался кровью и падал на кровать. От усталости сон приходил не сразу, и красноволосый дракон вспоминал, анализировал, думал.
Мог ли он отпустить ее, когда она попросила?
Мог. Но тогда она бы не вернулась к нему. Несмотря на ту близость, что он тщательно и осторожно создавал, пытаясь не передавить, зов ее земли все еще был силен.
Ему не хватило этих двух недель, оставшихся до конца оговоренного месяца. Он бы приучил ее к себе, как приучал все это время. Приучал не бояться его прикосновений, к своему присутствию в ее личном пространстве. И красная принцесса привыкала, постепенно, пядь за пядью сдавая оборону, яростно сопротивляясь, упираясь изо всех сил – но привыкала. К его телу. К его обществу. К его помощи.
И реагировала. Напряжением мышц, темнеющими глазами, настороженностью, неистовой злостью, которая так легко могла обернуться желанием. Он видел ее взгляды, чувствовал острые вспышки женского огня, ощущал меняющийся запах тела, дурманящий голову сильнее всех ночных цветов Истаила.
Прочная, как камень, она все-таки
