закидывает на плечо сумку и бегло окидывает взглядом кухонный стол.
– Зачетная попытка, но кекс с фиг… булгуром не возьму, даже не проси. – Она засовывает банан и батончик мюсли в боковой карман рюкзака. На улице опять гудит клаксон – к этому времени Эффи уже наверняка выглядывает в окно. – Мерзкий день!
Чарли вылетает за дверь, оставляя за собой наэлектризованный воздух и хаос в коридоре между ванной комнатой и ее спальней.
Я успеваю поймать дверную сетку и помахать Саше: ее лица не видно из-за ярких солнечных бликов на стекле знакомого синего минивэна. Стекло абсолютно черное. Я даже не вижу, машет ли она мне в ответ.
Но это ведь не значит, что теперь я должна подбежать, проверить, не истекает ли она кровью на земле под машиной или за дубом, куда ее выкинул злобный маньяк. Что сейчас за рулем сидит мой монстр (а в багажнике – все украденные совки Эффи) и ждет не дождется, когда повезет мою огнедышащую дочь прямиком в ад.
Я захлопываю дверь и прижимаюсь спиной к гладкому прохладному дереву. Глубокий вдох. Спокойно: наверняка и другие мамы испытывают неконтролируемые приступы страха, когда речь заходит об их детях.
Я заворачиваю в пленку отвергнутый дочкой кусок кекса, щедро намазанного клубничным крем-сыром, и убираю его в холодильник. Может, съем на обед. Затем споласкиваю чашку из-под кофе и ставлю ее сушиться.
Следующие десять минут тишину в доме нарушает только беспорядочный стрекот швейной машинки. Я нажимаю ногой на педаль. Пальцами кручу атласную ткань. Стоп. Пуск. Стоп. Пуск. Привычный звук моего счастливого детства.
Уютный милый звук. Не то что скрежет пилы по костям.
Увы, разум мой двигается отнюдь не аккуратными стежками. Он скачет туда-сюда между местами, где убийца сажал для меня рудбекии. А стоит глазам на долю секунды закрыться, как иголка начинает метаться зигзагом вслед за мыслями.
Ко дну ящика для овощей приклеен скотчем список, который я составила пару дней назад. Близкая дружба с мисс Эффи не прошла для меня бесследно.
Через сорок пять минут я уже жму на другую педаль – моего «Джипа».
Спустя много лет после нашей ссоры я возвращалась на это место. Снова и снова. Вероятно, в надежде, что когда-нибудь Лидия тоже вернется.
А потом перестала.
Здесь все изменилось – и осталось прежним. Утки плавают по дрожащему стеклу пруда. Бесцельно. Ждут, когда прохожие бросят в воду первую хлебную корку.
У дороги стоит одна-одинешенька моя машина. Мы с Лидией приезжали сюда на автобусе: садились на Хемпхилле, выходили на Седьмой Западной.
Я бесшумно ступаю по земле. Примерно на этом месте я обычно начинала бежать.
Лидия без конца болтала и смеялась, пока мы шли по этой тропинке. Рассказывала, какую книжку прихватила в библиотеке (вместе со старым папиным охотничьим одеялом и банкой уже теплого «Доктора Пеппера»).
«Невыносимая легкость бытия».
«Диана:
