сказал я. – Урожая тысяча девятьсот двадцать восьмого года. И ваши носки плохо подобраны.
– Ну и что же? – Он энергично пожал плечами. – Вы пришли, чтобы критиковать меня?
– Я ищу одну актрису, – сказал я. – Она…
– Вы – продюсер? Продюсер, который нуждается в актрисе? – резко оборвал он меня. – Или хотите сделать несколько мерзких фотографий своим маленьким гадким аппаратом?..
Я схватил его за обе лодыжки, приподнял их над письменным столом и сразу выпустил. Его ноги ударили о пол с такой силой, что сигара выпала изо рта.
– Я – всего лишь жалкий частный детектив, который старается заработать себе на жизнь, – терпеливо сказал я. – И если вы не дадите мне наконец объяснить цель своего прихода, я вобью ваши зубы в глотку так далеко, что вам понадобится телескопическая щетка, чтобы их чистить!
– Вижу, что мы оба цивилизованные люди, – заявил он торжествующим тоном. – Вам нужна актриса?
– Да. Ирен Манделл. Я хочу найти ее.
Он пожал плечами.
– Я тоже хотел бы отыскать Ирен. В течение двух лет ни одного слова. Ни одного! Даже ни одной открыточки!
Я подумал, что торжественность его тона, видимо, – хроническая болезнь. У меня не было иного выхода, и я располагал лишь двумя тысячами долларов, так что, оценив ситуацию, я вкратце пересказал ему все, что знал о причине ее ухода со сцены.
– Так оно и было, – сказал он и мрачно кивнул. – Все вечера подряд она должна была слетать с катушек. В третьем акте она находилась на сцене с начала до конца. А начинала с таких тирад: «Боже мой, как мне плохо!» Она находилась в беспрестанной депрессии! Даже собаке такого не пожелаешь.
– Десять против ста, что вас это не беспокоило, а? – спросил я.
– Вы считаете, что я работаю ради удовольствия, да? – Его голос задрожал. – Но у Барни Миккерса есть сердце. «Ты сенсационна, – сказал я ей, – действительно сенсационна. Но восемь недель! Сделай перерыв, а потом я подберу тебе хорошенькую пьесу, которую можно будет играть каждый вечер». Но Ирен даже не захотела слушать милого Барни, а потом…
– Вы знаете, куда она поехала?
Миккерс решительно покачал головой.
– Я вам уже сказал. Ни одной почтовой открытки!
– И вы не пытались узнать, что же с ней случилось?
– У меня не хватает времени на разведение цветов, – энергично запротестовал он. – Здесь занимаются бизнесом, и мне трудно было бы зарабатывать себе на жизнь с этими несчастными десять на сто. Не говоря уже о том, что по меньшей мере восемь пьес в год не выдерживают больше трех дней. Я имею возможность прохлаждаться, по вашему мнению?
– Вот то, что можно назвать спорным вопросом, – ответил я. – Кто был близок с ней?
Он сообщил мне имена, которые уже фигурировали в моем списке, потом, немного поколебавшись, добавил:
– Ева Манделл – ее сестра.
– Кто еще? – настаивал я.
– Ее
