отойти и взять их в фокус фотоаппарата, как они тут же отворачивались, словно возмущаясь: «Что ты делаешь? Почему у меня на спине енот? Почему тебе вообще позволяют чем-то распоряжаться?» Затем они переворачивались на бок, словно неблагодарные зрители, ничего не смыслящие в искусстве. Рори плюхался на пол, что, наверняка, несколько путало котов, потому что он по-прежнему размахивал в воздухе лапами, словно ему было наплевать, будто он радовался тому, какие мои коты мудаки, а я представлялась ему восклицающей: «Ты сводишь меня с ума, малыш», а потом он просто радовался тому, что у меня ничего не выходит. Серьезно, на этого енота просто невозможно злиться.
Где-то к двум часам ночи Феррис Мяулер, наконец, сдался и встал прямо, недовольно, но достаточно покорно, с восторженным Рори у себя на спине, и я воскликнула:
Да! Феррис Мяулур, ты будешь следующей американской топ-моделью!
Но потом Виктор открыл дверь спальни и заорал:
Какого хрена тут происходит?!
Уже два гребаных часа утра!
и Феррис, запаниковав от этих неожиданных криков, побежал по коридору с Рори у себя на спине. Затем Виктор спросил меня:
Мать честная! Что это был за нахрен такой?
Думаю, его глаза еще не успели привыкнуть к свету (или, может быть, к виду восторженного енота, резвящегося верхом на коте). Вначале я хотела сделать вид, что удивлена не меньше его, и предположить, что к нам в дом прокралась маленькая чупакабра, однако подумала, что так у него возникнет еще больше вопросов, и вместо этого просто опустила фотоаппарат и как можно более невинным голосом сказала: «Ты о чем?» Я молилась, чтобы он просто ушел, подозревая, что у него поехала крыша, и он именно так и сделал, однако, скорее, не из-за того, что мне удалось его одурачить, а потому что он женился на человеке, который тайком фотографирует котов с мертвым енотом на спине прямо посреди ночи. Моей вины, однако, в этом не было совершенно никакой. Все дело в том, что у меня всю жизнь, сколько я себя помню, была хроническая бессонница. При таких обстоятельствах, когда ты часто оказываешься в два часа ночи в одиночестве, чему-то подобному рано или поздно суждено случиться.
Мой редактор:
– Помнишь, как в начале главы ты сказала, что потеряла обе руки? Как так получилось, что мы по-прежнему до этого не добрались? Или ты уже забыла, что история именно про это?
Я:
– Я как раз к этому подходила. Нельзя просто взять и начать рассказ про то, как потеряла руки, не рассказав предыстории.
В три часа утра мне, наконец, удалось уснуть, в семь я проснулась и отвезла Хейли в школу, а затем снова заползла в кровать, чтобы еще немного вздремнуть. Это было чертовски приятно, но в полдесятого заорал будильник, который я поставила у себя на телефоне. Попытавшись дотянуться до него, чтобы выключить, я почувствовала, что у меня словно нет левой руки, – я ее не чувствовала.
И я подумала: «Что ж, это странно».
Но потом я посмотрела
