style="font-size:15px;"> И Глаурунг расхохотался, ибо так хитрость помогла ему узнать Ниэнор.
– Тогда глупцы вы оба, и ты, и твой братец, – прошипел он. – И похвальба ваша окажется пустыми словами. Ибо я – Глаурунг!
И змей впился взглядом в ее глаза, и воля ее угасла. Ей показалось, что солнце померкло и все вокруг сделалось расплывчатым; и постепенно ее охватила глубокая тьма, и во тьме не было ничего: она ничего не знала, ничего не слышала, ничего не помнила.
Маблунг долго обшаривал подземелья Нарготронда. Он осмотрел все, что мог, как ни мешали ему тьма и зловоние; но ничего живого не нашел: вокруг были одни недвижные кости, и на крики никто не отзывался. Наконец, не выдержав жути, что наполняла эти подземелья, и боясь, что вернется Глаурунг, Маблунг возвратился ко Вратам. Солнце опускалось к западу, и черные тени Фарота лежали на террасах и на бурной реке внизу; но вдалеке, у Амон-Этира, ему почудился жуткий силуэт Дракона. Переправляться назад было труднее и опаснее, потому что Маблунг боялся Дракона и торопился; не успел он ступить на восточный берег и спрятаться под обрывом, как появился Глаурунг. Но теперь он полз медленно и бесшумно, потому что его пламя угасло: он потратил много сил, и теперь ему хотелось отдохнуть и подремать в темноте. Вот он, извиваясь, пересек реку и пополз к Вратам, как огромная змея. Он был пепельно-серый и оставлял за собой слизистый след.
Но прежде, чем скрыться в пещере, он обернулся и посмотрел на восток, и из его пасти раздался хохот Моргота, глухой, но жуткий, как отзвук темной злобы, таящейся в черной бездне. А потом прозвучал голос, холодный и низкий:
– Вон ты прячешься под обрывом, как мышонок, Маблунг могучий! Плохо исполняешь ты поручения Тингола. Беги к холму и полюбуйся, что стало с твоей подопечной!
И Глаурунг уполз в свое логово. Солнце село, спустились серые сумерки, стало холодно. Маблунг бросился к Амон-Этиру; на востоке зажигались первые звезды, когда он поднялся на вершину. И на фоне звезд он увидел черную безмолвную фигуру, подобную каменной статуе. То была Ниэнор. Она стояла, и не слышала ни слова, и не отвечала ему. Но когда Маблунг наконец взял ее за руку, она шевельнулась и позволила увести себя; пока он вел ее, она шла, но, стоило отпустить ее руку, она застывала на месте.
Маблунг был в великом горе и растерянности; но ему ничего не оставалось делать, кроме как вести Ниэнор за руку на восток всю дорогу, без помощи и без спутников. Так они и шли, как во сне, через ночную равнину. А когда рассвело, Ниэнор споткнулась и упала, и осталась лежать без движения; Маблунг же сел рядом и предался отчаянию.
– Не напрасно я боялся этого поручения! – сказал он. – Похоже, что оно будет для меня последним. Пропаду я в глуши с этим несчастным чадом людей, и имя мое покроется позором в Дориате – если только о нашей судьбе вообще узнают. Верно, остальные все погибли, а ее Дракон пощадил – но не из жалости.
Так и нашли их три спутника, которые бежали от Нарога, завидев Глаурунга; они долго блуждали, и наконец, когда мгла рассеялась, вышли назад
