Шурик покрутил пальцем у виска. Он уже освоился.
– А я люблю. И Сережа тоже. Мы всегда с музыкой ездим. Только за рулем петь неудобно – руки заняты. Доставай!
Выпили они по две или три бутылки на брата, когда открылась дверь и пришли еще трое – два парня и девушка в коротенькой юбке.
– Это Шурик, тоже из тринадцатого. Он пива нам купил, – сказал, поставив бутылку на пол, повеселевший Сережа.
Парни молча поздоровались с Шуриком за руку, потом назвали себя, но имена их он тут же забыл. Видно, что были они здесь свои люди – вынесли из-за «жигуленка» две огромные пластиковые канистры, уселись на них, достали из сумки две бутылки водки, пакет с пирожками, связку воблы. Девушка села на краешек дивана, так, что Шурик не видел ее, только почувствовал, как занемела вдруг правая сторона спины. Наверное, он так и не повернулся бы к ней, но Миша, сидевший напротив, закричал:
– Что на меня смотришь? На нее смотри! Это Дина, тоже наша.
Он обернулся, протянул руку, по которой, как рыбешка, скользнула маленькая холодная ладонь, вздрогнул и подумал, что сейчас хорошо бы напиться, как это делают взрослые настоящие люди. Наверное, тогда исчезнет непонятное онемение в спине и он сможет рассмотреть эту девушку. Осмелев, он спросил Мишу:
– Ты говорил, кататься поедем.
– Сейчас. Только еще по одной выпьем! – бодро ответил Миша.
– Не надо, – сказал один из парней, – менты возле «Малиновой гряды» стоят, мы видели.
На удивление легко Миша отказался от своей затеи:
– Тогда будем здесь кататься. Серега, заводи.
Сережа будто ждал команды, вскочил, открыл двери восьмерки, долго возился в машине, выставив наружу тощий зад в новых голубых джинсах.
– Помер он там, что ли? – сказал Миша. Подскочил, подкрался по-кошачьи, легонько пнул Сережу по заду, и к общему хохоту вместе с пинком машина вздрогнула, изрыгнула тяжелую волну звука.
– Заработало! – объявил Миша и поклонился публике.
Освободившийся от своего дела Сережа с нежной улыбкой дал ему ответный пинок коленом.
На этом препирательство закончилось. Собратья встали рядом и в такт накатывающим звуковым волнам выводили жирными от воблы пальцами и ртами: «Дым сигарет с ментолом… пам, пам, пам… пьяный угар качает…»
Когда стихли волны, все зааплодировали, включая певцов, а Шурик хлопал до одеревеневших пальцев.
– Ну как, Саня? – спросил Миша, разливая водку.
– У нас такого не было.
– Братва подарила. Сейчас в интернате так всех петь заставляют. Называется «минусовка» – музыка без голоса. Хочешь, еще споем?
– Конечно.
Они выпили и запели – только сидя. Что они пели, Шурик толком не разобрал, куда интереснее было наблюдать за тем, как они раскачиваются на табуретках, и лица у них, как у готовых разреветься детей. Сережа и вправду пустил слезу.
Третья песня понравилась ему куда меньше двух предыдущих, а четвертую он еле высидел.
