фляги.
– Что ж, братцы, за наш боевой успех. Дай бог не последний. Андрей поднес было кружку к губам, но Кратов неожиданно его остановил и взял кружку себе.
– Стойте, братцы! За боевые успехи вы еще выпьете. Я за Нюрку должен выпить, за Белую головку.
За Нюрку? Тут только я спохватился, что в суматохе боя и не вспомнил о ней.
– Что с ней сталось? Куда ты ее девал? – спросил Андрей.
– Нету больше Нюрки. За память ее.
Моряк рывком запрокинул голову. Андрей выпил молча. Кружка оказалась у меня. Я глотнул, закашлялся, задохнулся, слезы полились у меня из глаз. «Нюрка! Красивая наша попутчица! Неужели правда, что ее уже нет, что лежит она где-то здесь, неподалеку, и ветер шевелит вместе с травой ее светлые волосы…»
– Не случайно я на вас набрел, братва, – тихим голосом сказал Кратов. – Хотел Нюрку похоронить. У Андрея лопатка саперная есть. Пошел я за лопаткой, услыхал стрельбу и на ваш бой вышел. Смотрю…
– Что здесь было, мы знаем, – перебил Шведов. – Ты про Нюрку расскажи.
Черные брови Кратова сошлись над переносицей, точно он обдумывал, с чего начать…
Может быть, я не совсем точно передам теперь рассказ моряка. Что же касается наших с Андреем вопросов и восклицаний, о них я умолчу вовсе.
Рассказ этот не о нас – о Нюрке, о последнем ее часе. Я перескажу его так, как он живет в моей памяти.
«Сперва мы с Нюркой тоже шли вдоль шоссе по кювету. Нюрка все в поле отбегала, цветки собирать. Ну, думаю, валяй, валяй, собирай!
Я все посматривал на нее. И когда прыгнет она с кочки на кочку, и когда нагнется. И присядет когда. Красиво так все у нее складывалось. Вот бы, думаю, удалиться с ней куда-нибудь от посторонних глаз, например, от ваших, может быть, чего-нибудь и получится…
Короче, подошла она ко мне с этими цветиками и говорит:
– Паша, Паша, погляди, какие красивые. А я ей в ответ:
– Знаешь что, Нюрка, давай с этого фарватера к заливу подадимся. Стреляют туда меньше.
– А ничего, – говорит, – я уже привыкла.
Ну, думаю, будем с другого борта захождение играть.
– Там, – говорю, – Нюра, цветов больше, чем здесь.
– Тогда, – говорит, – пойдем, Паша.
Свернули мы к заливу.
Между прочим, был бы я один, все равно бы к берегу подался. Там мне вроде бы ближе к дому. Корабли видать. Морской канал. Кронштадт. В случае чего – вплавь добраться можно.
Дошли мы до залива. Подбежал я к самой воде. Вдыхаю морской воздух. Камышом пахнет, тиной. Хорошо! Нюрка возле меня стала, за руку меня схватила и спрашивает:
– Что это ты, Паша?
Я и отвечаю:
– Обидно, что на землю с корабля сойти пришлось.
– С корабля ты бы меня не разглядел, и мы бы с тобою не встретились.
Еще крепче она прижалась к моей руке и говорит:
– Если бы не война, тем более бы встретились. Ты, Паша, сходил
