style="font-size:15px;"> <…>
Суббота, 25 октября 1873 года
<…> Мой дорогой дедушка завел себе французскую актрису Дюроше, ей сорок два года. Он в нее влюблен (?), покупает ей бриллианты и, к нашему удовольствию, собирается привезти ее в Ниццу. <…>
Воскресенье, 2 ноября 1873 года
<…> Когда Жорж напивается, Дина, мама, тетя начинают злиться, волноваться, раздражают Жоржа и толкают его на сумасбродства, выводят его из себя, пока он голову не потеряет от бешенства. А я, наоборот, смотрю на него, как на больного, которому надо поддакивать, хочешь бить стекла – бей, мой дорогой, помочь тебе? Хочешь пить? Выпьем вместе, до чего приятно напиваться. Он успокаивается, и все тихо-мирно. <…>
Пятница, 14 ноября 1873 года
<…> Никогда не следует чересчур раскрываться, даже перед теми, кто вас любит. Лучше вовремя уйти, предоставив людям сожалеть о вашем уходе и питать иллюзии на ваш счет. Тогда вы кажетесь лучше, выглядите красивее. Люди всегда жалеют о том, что прошло; они захотят увидеть вас вновь, но не спешите сразу же удовлетворить их желание; потомите их, только не слишком долго. То, что дается слишком дорого и чрезмерными трудами, теряет в цене. От вас ждали лучшего. Или уж мучайте сверх всякой меры, что есть силы. <…> …тогда вы будете царить над всеми. <…>
Суббота, 15 ноября 1873 года
<…> У меня, по-моему, лихорадка, слишком я болтлива, особенно в те минуты, когда про себя пла́чу. Никто об этом не догадывается. Я пою, смеюсь, шучу, и чем мне тяжелее, тем больше я веселюсь. Сегодня я не в силах разжать губы, я почти не ела.
<…>
Воскресенье, 23 ноября 1873 года
<…>
Только теперь, посмотрев на маму словно со стороны, я понимаю, как она очаровательна. Измучена кучей забот, и огорчений, и хворей и все равно хороша, как день. Когда она говорит, голос у нее такой нежный, такой женственный, хоть и немелодичный, но звучный и нежный; и манеры у нее простые, естественные, но приятные.
В жизни не видывала, чтобы кто-нибудь так мало о себе думал, как моя мать. Она такая, какая есть; если бы она хоть немного заботилась о своем туалете, ею бы все восхищались. Что ни говори, а от туалета многое зависит. <…> Мама одевается в какие-то лохмотья, во что попало. Сегодня она в красивом платье цвета «марон», из Вены, от Шпитцера… <…> и, право слово, она прелесть! <…>
Суббота, 29 ноября 1873 года
<…> Сегодня я тоже недовольна, и мне ничего не выразить из моих чувств и страданий. Если бы я могла описать, что творится у меня в душе, – но я не знаю, что там творится, знаю только, что мне очень больно, что меня временами что-то терзает и жжет. И все, что я говорю, – это все не то, и я не могу высказать сотой доли того, что чувствую.
Видел бы кто-нибудь, сколько раз я бросаю перо, откидываюсь на спинку кресла, глаза к потолку, или одной рукой придерживаю плащ, в который закуталась с головы до ног от сквозняка, а другой закрываю лицо, чтобы в темноте собраться с мыслями, которые разлетаются в разные
