оказалась более длительной, чем в 1929–1933 годах, и даже теперь, в условиях неуверенного восстановления, большинство экономистов леденеют от ужаса перед перспективой длительного застоя.
Однако депрессия, наступившая после краха Lehman Brothers, – не главная проблема. Главная проблема в том, что наступит после. А для того, чтобы понять это, мы должны отвлечься от непосредственных причин краха 2008 года и обратиться к его глубинным корням.
Когда в 2008 году рухнула мировая финансовая система, не понадобилось много времени, чтобы выявить непосредственную причину кризиса: долги, скрытые в неверно оцененных продуктах под названием «структурные инвестиционные инструменты»; сеть офшорных нерегулируемых компаний, которая стала известна как «теневая банковская система» тогда, когда начала рушиться[10]. Затем, когда начались судебные процессы, мы смогли оценить масштаб преступных действий, которые накануне кризиса стали привычными[11].
Однако в конечном итоге мы все работали вслепую. А все потому, что модели неолиберального экономического кризиса не существует. Даже если вы не принимаете всю идеологию – конец истории, плоский мир, бесконфликтный капитализм, – базовая идея, на которой держится система, заключается в том, что рынок исправляет сам себя. И тогда, и сейчас вероятность того, что неолиберализм может рухнуть под тяжестью собственных противоречий, большинству кажется неприемлемой.
Семь лет спустя система стабилизировалась. Доведя размеры государственных долгов почти до 100 % от ВВП и печатая деньги в масштабах, соответствующих шестой части мирового производства, Америка, Великобритания, Китай и Япония вкололи дозу адреналина, чтобы нейтрализовать конвульсии. Они спасли банки, похоронив их плохие долги; часть их была списана, часть переквалифицирована в суверенный долг, часть скрыта в организациях, которые стали безопасными лишь потому, что центральные банки облекли их своим доверием.
Затем, посредством программ бюджетной экономии, они перенесли бремя с людей, которые бездумно инвестировали свои деньги, на получателей социальных пособий, работников бюджетной сферы, пенсионеров и прежде всего на будущие поколения. В странах, пострадавших сильнее всего, пенсионные системы разрушены, возраст выхода на пенсию повышен настолько, что те, кто сейчас заканчивают университет, выйдут на пенсию в семьдесят лет, а образование приватизируется, в результате чего выпускники вузов будут выплачивать долги всю жизнь. Системы оказания услуг демонтируются, а инфраструктурные проекты приостанавливаются.
При этом даже сейчас многие люди не могут уловить истинное значение понятия «бюджетная экономия». «Бюджетная экономия» – это не семь лет сокращения расходов, как в Великобритании, и даже не социальная катастрофа, навязанная Греции. Истинное значение бюджетной экономии раскрыл генеральный директор компании Prudential Тиджан Тиам на Давосском форуме в 2012 году. Профсоюзы – это «враги молодежи», сказал он, а минимальная зарплата – «это машина для уничтожения рабочих мест». Права рабочих и достойные зарплаты стоят на пути восстановления
http://money.cnn.com/2007/11/27/news/newsmakers/gross_banking.fortune
P. Mason, Meltdown: The End of the Age of Greed (London, 2009).
