во все лёгкие вбирая море – и дух – Эллады…
Позади – с горы Монте-Бьяджо – провожает тебя статуя-колосс – не то Христа, не то Девы Марии. (Как позже выяснилось – Спасителя.)
Ничто не предвещало ненастья, когда я взошёл к маяку Полинуры.
Вскарабкавшись, вышел, видимо, к засекреченному объекту: пропасть, которой обрывался холм, щерилась колючей проволокой.
Небо неожиданно заволокла туча, из сиреневого цвета перекрасившаяся в фиолетовый и задёрнувшая вдруг свет.
Порывами ветра едва не сдуло с обрыва…
И вот невидимый кто-то сел рядом под вывернутый зонт и – пока туча под сверкание молний поливала меня – с насмешкою и злорадством оглядывал повисший мой, как у цапли, нос…
Только когда гроза, излившись, переметнулась на соседнюю гору, а солнце брызнуло вдруг: «Бонжорно!», «бес» сгинул, позволив разложить на просушку «шкурки».
Ветер нёс с моря, из-под обрыва, послегрозовое благоухание, шум волн. Над гулким ущельем сновали чайки. За крутой склон цеплялись изо всех сил кусты дрока и стланика, лилии… А я упивался запахами.
Неаполь, «Наполи», – странный город. «Муравейник» с мельтешением лиц, машин, мотоциклов, южных людей в шляпах… поток, в котором – Европа и Африка – всё вместе… где Везувий неусыпно навевает воспоминания о Помпеях, о восстании Спартака… где фрески времён Христа, будто специально законсервированные – чтоб ошеломить, взирают – и переносят в далёкое прошлое…
У тебя же на всё это – чтобы, не спеша, вжиться — есть время! (Разве не это – главное: не сквозь пальцы, не мимо?!)
– Время – чтобы застыть пред Красотой, – умничал я, когда – приобщённые к древностям – шли мы группой к замку-крепости – Кастель Нуово.
И во всём шарме открывался сверху город, и было через край света, и встречные, отмеченные Красотой, улыбались…
Но вновь, как и накануне, из света – в тень: «бес», сгустившись из зноя, посеял смуту, бросил в иное пространство…
И где! На верхотуре «Наполи» (на вершине счастья)!
Так что вероломно скрылось солнце… (Отчего печь меньше не стало.) И оставалось обрести билеты на «Пренто-тревел» – и катить… Бежать как можно скорее – к морю, которое – только одно – и могло спасти… (Даже в храме Кающейся Магдалины не отпустило.)
Море. Оно подступило – и привело в чувство…
А лифт-тугодум бесконечно долго нёс на мансарду – к «Седьмому небу»…
И снились мне в ту ночь глаза, за которые не сдобровать бы во времена инквизиции… И пылал костёр…
Солнце взыграло с первыми «склянками», когда Марио подал катер. А вскоре и доставил в Неизведанное – Марино ди Камелот.
И все, кто был на катере, ныряли и заплывали в гроты. И какие-то новозеландцы аплодировали с палубы прыгнувшему в море с перил…
Чуть свет – как на Карадаг – «чтобы не упустить приключений» – «подальше» (по «царским» тропам… над заворожёнными бухтами…
