но большому любителю выгулять на поводке зеленого змия без намордника. Услышав зов честной компании, тот уже через пять минут уселся на стул во главе стола.
Короче, когда Семибратов в четыре часа вечера пересек порог штаба, пьяный в стельку Андрюха сидел за его столом в кабинете, с нулевой отработкой документов. Увидев любимого начальника, тут же перешел в наступление, высказавшись по поводу службы, армии, далекого московского начальства и начальников в целом, с элементами ненормативной лексики, в выражениях с яркой негативной окраской. Семибратов молча выслушал тираду, уложив разбуянившегося словесно лейтенанта на диван, стоящий в кабинете. Что толку объяснять пьяному мальцу, с какой стороны у тебя тюбетейка на «чайнике». До позднего вечера работал с бумагами и, выключив свет, прикрыл дверь. Мысленно пожелав подчиненному спокойной ночи, удалился домой.
На следующий день в подразделении Семибратова один из подчиненных после рабочего дня проставлялся за день рождения. Никаких разборок с проштрафившимся подчиненным Семибратов устраивать не стал, с хитрой улыбкой подошел к помятому, невыспавшемуся, страдавшему похмельем Андрею:
– Андрей, нам с тобой на твоем «мустанге» необходимо будет после сэйшэна съездить по делам, так что ты не пей.
И в течение полутора часов усиленно, в темпе вальса, накачался спиртным. Трезвый до безобразия, Андрюха дотащил начальника до машины. Усадил его. Отчалили. В полусонном состоянии начальник произнес:
– Андрюша, а теперь я тебе в машине еще и наблюю. Чтоб ты на всю жизнь запомнил, глядя на начальника, каким свином ты бываешь, когда с Зинкой и Тарараскиным пьете бесконтрольно на работе. Подожди, сейчас тебе меня еще и на пятый этаж тащить придется.
Андрей тот случай запомнил, но по молодости лет выводов так и не сделал.
– Да пошутил я, Николаич.
– Я уж понял, что пошутил. Ну что ж, коли терем, считай, стоит, Вестимир, ты завтра поутру собери всех бригадиров и начальников сюда. Короче, всю старшину веси на совещание.
– Будут собраны, не сомневайся.
– А нам бы сегодня баньку посетить, дорожную пыль смыть.
– А мы как знали, протопили с полудня.
– Тогда чего мы стоим, приглашай.
От пара и свежих березовых веников голова улетала светлой дурниной под высь. После каждого захода в парную тело нагревалось, а на выходе желудок получал порцию холодного хлебного кваса. Вышли из бани чистыми, намытыми. Вечерняя прохлада, легкие сумерки на дворе. К Монзыреву подошел Вестимир.
– Николаич, ты давай иди ко мне в избушку, в нашу заповедную дубраву, пошепчемся. Там и квасок холодный, и покушать чего найдешь. А я тут дела поделаю и подойду, – с тихой лукавинкой в голосе произнес он.
– Хорошо. Спать-то еще вроде и рано.
Знакомой тропинкой под сенью вековых дубов Монзырев подошел к воротам капища. Войдя в них, остановился. Подняв руку в приветствии, весело вымолвил:
