дома умер Рыжий. «По-моему, меня пасут. Куда не пойду, везде двое чёрных, одинаковых. Наверное, это Основная Программа защищается», – сказал Рыжий за два дня до смерти.
После его кончины как будто что-то треснуло. На поминки поехали было на Лоно, но вдруг Вельзевул приказал свернуть. Остановились в берёзовой роще. Буба долго молча бродил среди берёз и вдруг спросил:
– Что это, а?
– Берёзы, – осторожно сказал Витёк.
– Красивые? – спроси Вельзевул.
– Красивые, – ответил Витёк.
– А я не вижу, понимаешь, не вижу, что красивые, умом знаю, а не вижу. Везёт вам, – вздохнул Велзевул. А потом совершенно бесстрастным деловым голосом добавил: – Всё, притон закрывается.
Потом Женя не раз вспоминал их. Куда они делись – Витёк, Вельзевул, Бобус? Натаху он однажды видел, она играла на гитаре по электричкам. Кажется, она его не узнала.
Текст 9
Как ни странно сон освежил Стоянова. Словно свежая струя морского воздуха из щели в стене основательно проветрила ему мозги. Головоломка начала складывается во что-то вразумительное, и это что-то нравилось ему всё меньше и меньше. Неясная тень, маячившая за дымовыми завесами бредовых статей и странных совпадений, начала приобретать всё более ясные очертания.
Всё чётче припоминалось ему побелевшее лицо Одинштейна, в докладе которому он вскользь упомянул про Вышгород.
Кажется, новый визит в этот городок неизбежен.
Критически поглядев на собственный рисунок, изображающий нечто прячущееся за углом, Стоянов заштриховал неясное существо густым серым цветом и, подумав, подписал внизу «Баал».
* * *
Карабкающиеся по склонам холмов улочки, зелёные провалы между домами, ветвящиеся овраги, резные наличники, бабушки. Наверное, здесь хорошо тихо спиваться или уходить от слежки заброшенными садами. Но для активных мероприятий этот городок подходил плохо. Явно чужака уже заметили, «сфотографировали» и «обсасывают» за задвинутыми шторами.
Понимая бессмысленность маневров, Иван всё же подошёл к дому задами, чёрными яблоневыми садами, лягушиными оврагами. Несколько древних деревьев, ещё помнящих старую усадьбу, подступили почти вплотную. Развалившийся сарай. Светящееся окно. Всё просто. Слишком просто.
В окне показался силуэт. Рука Стоянова скользнула к наплечной кобуре. Человек отворил окно. Прекрасная мишень. Но почему-то Стоянов не выстрелил, а, убрав пистолет, негромко окликнул: «Женя не пугайся, это я, Стоянов».
* * *
– Знаешь, Женя, я убил Мирко. – Стоянов помолчал. – Если бы не твоя помощь, мне бы его ни за что не найти.
Ночь была тёплая, за открытым окном отчаянно стрекотали кузнечики, где-то вдалеке утробно пророкотал гром.
«Теперь две прекрасные мишени», – почему-то подумалось Стоянову.
Женя Ши молча разложил на газете огурцы-помидоры, нарезал хлеб, потыкал вилкой
