букву i. Мiра, отменённого в 1918 году орфографически и уже совершенно утраченного ныне по духу.
Здесь, на самом краю света, огромный и неповоротливый динозавр, казалось бы, издохший три десятилетия назад в огне первой мировой и гражданской, очнулся, взмахнул хвостом и одним движением смёл с южной половины острова японскую армию вместе с переселенцами. Остались только дома и двери. Дома вскоре приобрели совершенно русский вид: слегка неопрятный, но весёлый и разухабистый, а вот двери так и остались японскими – раздвижными. Это в России они открывались настежь, распахивая перед окружающим мiром нараспашку душу: и светлое, и тёмное, и тысячу промежуточных оттенков в ней. В Японии обнажать душу прилюдно так же стыдно, как ходить голым по улице. Японец следует кодексу чести и хранит лицо, и двери там разъезжаются в стороны и съезжаются вновь, словно два самурая в ритуальном поединке.
Деревянная гусеница барака тащила в будущее два десятка семей: рабочие, служащие, студенты, рыбаки… Морской порт, расположенный неподалёку, беспрерывно курил трубы пассажирских и рыболовных судов. Может поэтому Антон, одиннадцатилетний молчаливый подросток, думал, что отец его был если не капитаном, то уж моряком – точно. Настоящий отец, а не те сменявшие друг друга отцы временные, сожители пьющей матери. Мiр имел об этом другое мнение и не стеснялся его высказывать в разговорах между собой, а иной раз и матери в лицо, попрекая разгульной жизнью и почти ежедневным пьянством. Её «под сорок» в паспорте выглядели «за пятьдесят» в зеркале.
– На свои пью! – огрызалась она.
«Пить на свои» – последняя гордость пьяницы, когда никаких других причин гордиться собой уже не осталось. Здесь, на Сахалине, таких называли богодулами. Откуда пошло странное слово это, никто не знал, но чудились в нём и нарочито показанная мiру дуля, и горькая отверженность от Бога и ещё что-то, совсем уже тёмное, паучье. Есть люди, которые живут, так и не родившись – она была как раз из таких. Удивительно, но Антон, внешне очень схожий с матерью, насколько со своей матерью может быть схож мужчина, характером уродился полной ей противоположностью. Он был тихий и светлый, и как бы ни от мiра сего. Для него естественным оказывалось обращать внимание на вещи, которые обычным людям и в голову не придут. Например, научиться распознавать гудки, доносившиеся из морского порта и каждому из них придумать собственную историю. Или составить карту сокровищ, зарыв их на необитаемых островах Тихого океана, а на самом деле – в соседских дворах—огородах при японском бараке.
В семье богодулов случались периоды затяжного безденежья, когда мать выгоняли с работы, и она надолго погружалась в поисках новой на дно бутылки. Отсутствие денег никогда, впрочем, не приводило к отсутствию водки – это закон русского пьянства, бессмысленного и беспощадного. Потому что пьянство на Руси испокон веку было разновидностью
