зельях. На ком именно будут опробованы последние, лично я не сомневалась. Как и в том, что травки безобидны только с виду… После первого же практикума, когда наша группа буквально выползла из заполненной едким дымом лаборатории, пытаясь откашляться и протереть слезящиеся глаза, я поняла, что в жизни есть кое-что пострашнее некромантии с не вовремя оживающими наглядными пособиями. После нее, по крайней мере, по коридорам не шастают рогатые синие белки повышенной пушистости…
Зато история магии мне очень даже нравилась. В свое время перекормленная мировой и отечественной историей, я, усевшись в заднем ряду и подложив под голову пестрящий датами учебник, без зазрения совести спала. Мастерица Эрлина, худая молодящаяся женщина, обладала на редкость занудной манерой изложения, что в совокупности с тихим невыразительным голосом давало потрясающий снотворный эффект. Вечерами же, мучимая призраком далекой, но неотвратимой сессии, я доставала внушительный том, храбро открывала его… и засыпала после прочтения пары абзацев, уронив злополучную книгу на пол. Добросовестная Ланка только вздыхала, качала головой и трудолюбиво выписывала имена, даты и события на листочек, наивно надеясь их запомнить.
После тоскливого перечисления покрытых пылью веков деяний приходил черед не менее пыльных фолиантов, посвященных основам астрономии и астрологии. Привет, бессонные ночи и слезящиеся от пристального вглядывания в темные небеса в попытке разглядеть во-о-он ту замечательную звездочку глаза! Я люблю ночь, люблю звезды, но, когда необходимо чертить сложные схемы, основываясь на характеристиках небесных светил и особенностях их движения, расположения и свечения, любовь уходит, громко хлопнув на прощанье крышкой черепа. Наутро после таких занятий казалось, что вместе с собой она забрала и все здравые мысли, оставив лишь парочку невменяемых и пугающее эхо от их робких перешептываний.
А вот на страноведении я просто отдыхала. Нет, не спала, но и особо не следила за ходом мысли преподавателя. Высоченный, сухощавый и надменный мастер Ипполит являл собою образец элегантности и напыщенности, здорово напоминая одновременно павлина, индюка и батюшкиного советника Никодима, что меня немало веселило. Все-таки не зря дворцовые учителя тратили время, и хотя бы насчет этого предмета волноваться не стоило. А вот Тэку страноведение вгоняло в уныние, да и Нечай, веснушчатый долговязый паренек, никак не мог взять в толк, зачем нам эти сомнительной ценности знания. Пафосные речи Ипполита о повышении культурного уровня не впечатлили даже Ланку, пришлось в перерыве, сдерживая смех, пояснить однокурсникам, что чародей должен хорошо ориентироваться в современном мире… хотя бы знать, в каких его уголках магов до сих пор почитают за отродья Тьмы и забивают кольями без суда и следствия. «Мотивация – великая вещь», – решила я, глядя на заметно приободрившихся соучеников.
Общая магия, на которой нам усердно втолковывал главные принципы
