хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… – Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.
– Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.
– На добро принято отвечать добром, – в свою очередь смутился Захарий.
Он вывел из конюшни лошадку.
– Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.
– Даже не знаю, как тебя поблагодарить.
– Даст Бог – свидимся ещё.
Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.
На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:
– Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.
Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше – не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже – что это решит?
Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.
– Здрав буди, Корней Ермолаевич!
Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира Мономаха.
– Здравствуй, гость нежданный. Садись, в ногах правды нет.
Алексей устроился на лавке. Виноватым он себя ни в чём не чувствовал, потому держался уверенно и с достоинством.
– Помог ты нам, – продолжил боярин, – казню себя, что не поверил тебе.
– Обошлось ведь. Вот только мужиков положили.
– Чьих ты?
– Уже ничьих, боярин. Служил дружинником в Литве, а ноне здесь оказался, на Рязанской земле.
– То-то я слышу, говор у тебя не наш.
Княжество Литовское было православным, люди говорили по-русски, бояре и князья со всей своей челядью зачастую переходили на службу в Московское, Тверское либо Рязанское княжества, приносили великому князю клятву и служили верно. Чем-то предосудительным такой переход не считался, и потому боярин к словам Алексея о его службе в Литве отнёсся спокойно. Однако упоминание о службе дружинником вызвало у него интерес, даже глаза заблестели.
– Вон как поворачивается! Видел я тебя в схватке с разбойниками, горазд ты драться, чума просто!
Алексей кивнул, соглашаясь. Уже в скольких схватках ему пришлось поучаствовать – не счесть. И с печенегами, и с половцами, и с сарацинами; с гуннами Аттилы – всех не упомнить.
– Только не пойму, почему ты в схватку с дубиной бросился? Разбойничье это оружие, не воина.
– Саблю-то и коня боевого мне вернуть пришлось…
– Ну да, ну да, оно понятно… А кому служил? –
