Миттэр, ставя свою девушку на скамейку, словно куклу.
– Чувствуется! – сказал Рома, сам не зная зачем. Наверное, про петербуржцев так принято говорить об их манерах и умении себя вести. Просто Миттэр был уж слишком не сдержан, и вряд ли Роме пришла бы мысль, что он может быть из Санкт-Петербурга.
– А мы с Эмбер из Москвы, – сказал Торн.
– У меня брат в Москву переехал, с собой меня зовет, да только что я там буду делать? Ума не приложу! Тут все понятно, учеба, друзья… – но поймал на себе недружелюбный взгляд Миттэра.
– Вы футбольные фанаты? – задал тот, видимо, давно мучивший его вопрос.
– Нет, хотя Коля… Не важно. Да, мы любим футбол, играем за местную команду в колледже. По выходным и в среду тренировки.
– Один черт, – сказал Миттэр. Рома ничего не ответил. Ребята жили недалеко в гостинице, и, замерзнув, Торн и Эмбер предложили пойти к ним в номер. Рома отказался, но поблагодарил их за концерт и еще раз сказал, как сильно он рад знакомству.
Домой он шел своим привычным маршрутом, на часах было два ночи. Было совсем не холодно, разве что рукам, поэтому Рома запихнул руки в карманы и ускорился. Он все думал, как хорошо, что он встретил таких людей и что теперь у него более веский повод для переезда в Москву. Единственное, что он не мог понять – это отношение Миттэра, который настроен очень недружелюбно. Для его девушки Рома, вроде, даже герой, а для Миттэра – чуть менее отрицателен, чем, должно быть, Коля.
«Черт его дернул эту ледышку кинуть. Нужно будет попросить его извиниться», – но не успел Рома до конца додумать мысль, как тут же ее перебили другие мысли, а именно, что они поругались с Колей, и настроение немного испортилось, и до самого дома не стало таким же, как прежде.
Войдя в квартиру, он увидел свет, горящий на кухне. Рома сразу понял, что это не спит мама.
– Привет, ты чего не спишь? – спросил он у Натальи Семеновны. Та сидела за кухонным столом и смотрела телевизор за чашкой кофе.
– Привет, – шепотом сказала мать. Она явно готовилась ко сну, а может, даже пыталась уснуть, так как была без косметики и в домашнем халате. – Тут фильм такой хороший идет, дай, думаю, часок посмотрю, да засиделась. А ты что так поздно? Спасибо, что трезвый.
– Да, мама, ты прости, мы тогда с ребятами…
– А я как знала. Сказала же тебе: много не пей. Ты же спортсмен! Я не понимаю, – покачала мать головой. Роме в свои семнадцать было очень стыдно за весь этот разговор, и поэтому он присел к ней за стол.
– Ну все же хорошо, мам, брось переживать. Сам знаю, что безответственно поступил.
– Ишь ты, – с юмором сказала Наталья Семеновна и, посмотрев на сына, сменила гнев на милость. – Меня твои вурдалаки напугали в тот раз, ужас! Хорошо не закричала. Представляешь, открываю дверь, а ты – то ли живой, то ли мертвый, и эти в черном тебя держат.
Рома представил себе эту картину и усмехнулся.
– «Что
