– это кулачные бои.
Весьма способствуют послеобеденному пищеварению и заставляют хоть на время отвлечься от невнятных серых мыслей, от болезненного сосущего томления, не позволяющего жить спокойно и радоваться тому, что ты появился на свет, что ты живешь… Хотя от кулачных боев, которые он посетил вчера – или позавчера? или два дня назад? – остались у него какие-то расплывчатые и, самое главное, неприятные воспоминания. Что-то случилось с ним на тех боях, что-то отнюдь не поднимающее настроение – если только он не перепутал кулачные бои с чем-нибудь другим…
И все-таки это был шанс на развлечение, и не стоило упускать его. Правда, и бои, и концерт должны были состояться только после обеда, а
сейчас стрелки часов, водруженных на верхушку фонарного столба, показывали всего лишь начало второго. Впереди простиралась безнадежная пустыня времени, которую нужно было как-то преодолеть. Он, конечно же, сразу подумал о Дилии, но для визита было еще слишком рано и, скорее всего, дом Дилии встретил бы гостя запертой калиткой.
Влад, ссутулившись, сидел за столиком, и его обволакивал вязкий шелест голосов, доносящийся со всех сторон. И не было у пьющих пиво горожан других тем для обсуждения, кроме Воды и Белого Призрака. Эти слова повторялись все чаще и чаще, в их зловещей тени терялись все другие слова, и Владу хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого ненавистного, заполняющего все вокруг шелеста.
«Когда же они, наконец, замолчат?» – с тоской подумал он и прижал ладони к ушам. Но голоса, словно просачиваясь между плотно сомкнутых пальцев, продолжали звучать у него в голове, и он почувствовал, что еще немного – и весь его съеденный дома завтрак, и все выпитое здесь пиво извергнутся назад, обжигая горло потоком горечи…
Борясь с тошнотой, делая судорожные глотательные движения, он встал, чуть не опрокинув кресло, и на подкашивающихся ногах побрел прочь от кафе в сторону обрыва, и теплые плиты тротуара, казалось, шатались под его босыми подошвами.
Вновь дунул в лицо легкий ветерок и Владу стало немного лучше.
Перестала скапливаться во рту липкая слюна, прекратились позывы к рвоте и он, наконец, отдышался и вытер слезящиеся глаза.
«Мясо, что ли, было несвежее или пиво дрянное? – подумал он, отплевываясь над сточной решеткой. – Тухлятиной накормили милые слуги?»
Он знал, что дело тут не в мясе и не в пиве.
Не глядя по сторонам, не поднимая глаз на прохожих, Влад добрел до поворота и, окончательно придя в себя, оторвал, наконец, взгляд от камней мостовой. Улица шла немного под уклон, превращаясь впереди, через три дома, в обширную, тоже вымощенную камнями, площадку, окаймленную оградой, широкой дугой уходящей налево и направо. За оградой серела неподвижная поверхность Воды.
Эта ровная, без единой морщинки поверхность простиралась, как бескрайнее полотно, притягивая к себе своего двойника – такое же неподвижное небо, и в конце концов сливаясь с ним на подернутом неясной дымкой
