бабка, о которой рассказывала Манефа, ведь одна в тайге мыкалась. Летом еще ничего, а зимой?
– Вера питала.
– При чем тут вера?! Верой сыт не будешь.
– Кто знает.
– Ерунда. Не понимаю я…
Иван промолчал.
– Нет, ты ответь… объясни, если можешь? – не отставал Мишка.
– Вот для тебя, что главное? – спросил Иван.
– Главное… Не знаю даже.
– Подумай.
– Ну… допустим, деньги.
– Ой ли?
– Ты прав. Не деньги, конечно. Но они играют большую роль в создании комфорта, уюта. Решают множество вопросов.
– Значит, деньги только инструмент.
– Пускай так.
– Инструмент для сытой, спокойной жизни. Но ведь деньги можно заработать каким-нибудь менее хлопотным делом, и закон не требуется нарушать.
– А я и не нарушаю.
– Нарушаешь, нарушаешь… Сам это знаешь. И рано или поздно сядешь.
– Не каркай, пожалуйста.
– Значит, твое нынешнее занятие устраивает тебя не только потому, что приносит доход.
– Ты понимаешь: есть в этом нечто… Во-первых, сам процесс поиска. Встречаешься с разными людьми…
– И дуришь их.
– Бывает, и дуришь. Но не это основное… – Мишка замолчал и задумался. – Наверное… Наверное, главное в том, что я получаю некое удовлетворение от своего занятия.
– А вот скажи, ты в Бога веришь?
– В Бога?! Скорее нет, чем да. Допускаю, возможно, есть что-то такое… – Мишка плавно взмахнул рукой. – Но… А ты, неужели веришь?
Иван пожал плечами:
– Нахожусь примерно на твоих позициях. А вот здешние люди верят. А вера, по пословице, горами движет. Поэтому для них не существует иного выбора, чем этот. И в том, что можно жить в глухой тайге вдали от людей, у них сомненья нет. Верой своей они тверды.
Утро выдалось хмурым и прохладным. Из почти касавшихся земли клокастых туч сеял мелкий дождик. Костер разжигать не стали. Позавтракали подсохшим хлебом и соленым салом, запили скромную снедь чаем из термоса и двинулись дальше. Дорогой все больше молчали, только раз Мишка, видно, пытаясь настроиться на более веселый лад, затянул дурацкую песню про «тара, туру туристов», но скоро бросил орать, подавленный сумраком тайги. Под высоченными елями было почти темно. Стояла абсолютная тишина. Даже обычного посвистывания ветра в хвое не слышно. Лишь иной раз пистолетным выстрелом хрустнет под сапогом сухая ветка. И все. Вновь кладбищенское безмолвие. Первым не выдержал Мишка.
– Жутко как-то делается, – напряженным голосом заметил он.
– Почему жутко?
– Не знаю даже… Оторопь охватывает. За каждым стволом мерещится.
– А ты крестись.
– Да ладно тебе… Все хиханьки да хаханьки. А если он из-за дерева покажется?
