десять метров над морем и… скинуть её в огромный торт из пломбирного пирожного. Нет, из джема, бисквитов и люля-кебабов.
Она из нищей семейки, они там эти люмпены пролетарские на всё готовы. Хорошо бы, чтобы она горбатенькая была и зубы щеткой вместо усов…
Скинуть на фоне видеосъемки в тортяру рыльцем вниз, но я шучу. А затем её стигать впереди себя на водных лыжах, она – зубами держится за палку твердокопченой колбасы и волочится на животике по глади, а я её прутиком ласково по копчику, оформим юридически сей этюд. Её папе дам 5 (пять) баков.
У меня есть молодой друг Гастон и Хосе-Мария из занзебара, но лицо чешское, у него гладкий живот и огромные соски, мяккие скользкие губенки, приятные плечи, и он меня очень в бане стесняется.
В сауне со мной у дяди в репино он в трусах.
Я о. уе. ю от смеха!
Гастон имеет сумашетшие глаза страстной яхтсменки, мы с ним смотрим видики по охоте на косуль с мяккими животиками. Охота на косуль с острогами, да с коня – вжии, хорошо, блеск.
Гастон хороший и радостный мой ненасытный товарищ, это мне подарок от сутьбы, а то я совсем окосел от дребедени и «шпиллинга», всё обрыдло. Но, как Колян, садиться на штопор не время. С Гастоном мы купаемся в ванной (2 × 3 метра, надо заменить), не подумай, что у нас с ним французский вариант… Нет, просто я люблю, когда меня обнимает друг и дует в носик, делает мне «сирокко». Это он так сострил, хорэ. Я люблю его физкульт-приветы, он добрый.
Природа мудра, мы должны учиться и постигать её науку. Вот взять хотя бы такой пример. Вот я мантулю над компьютером, чтобы прострел ценовой на бензин и погонаж сосновый для финов отпердолить, день, другой сижу – ничегошеньки. Всё, скидываю ньюзы, делаю свайнер-покс, такой задроч, что не до писуара, он у меня из морёной ольхи…
Ещё я вспоминаю, как однажды на рыбалке я на берегу озера, у костра, одиночество, закричал от страха и вдруг нивозмись откуда Гастон выскочил и успокоил меня, ах я снова закричал от страха, и вот зубы мои стучат, я весь словно после элэсдухи, понял, что самое дорогое это внутренний мир, душа, подумал, что в церкофь пора ползти, как битлуганы советовали одной американской пипке, она наварганила милионы, а потом крыша поехала, она сидела на железной дороге и из мешка доставала кольца с драг камнями и на рельсину клала и тоже поезд на этот раз притположим Ньюорк-Осло или там кто я не ф курсе, пала, сса. И вот пока её шериф не 9 приметил проезжая на паккарде он вышел удивился и за хобот её и в дурку, у нас это «скворечник».
Гастон успокоил меня, а то ужасы мерещатца, всякие мертвецы, но веть совесть у меня чиста, я никого не потставлял, если брать достойных людей…
Гастон остался со мной и что-то во мне повернулось тогда, так что я больше не засыпаю пока он мне массажик незделает. Он мой распутин, я его царевна, то есть масенький цесаревичь. Хо-хо. Хороший напиток я сичас пью. Такой что фауст ожил, ах Гете, Гете, а ведь я его не читал. Некогда, биснез.
С Гастоном в апреле сняли девочек на щоссе у шушар. Начали шпи. иться с…
я им приказал
