бля, я ему глаз на каблук натянул. Пусть ссыт молоком ежа, Я-то что, прости-прощай, парень, я добрый, но когда меня звезданут в тонкую душеньку, я шпалер вытаскиваю немедля – и бац, бац.
Хосе-Мария ещё не подошёл, но я чуял, что сейчас будет третья подлянка. Так и есть, только выпил, квасом запил, как собиратель бутылок подошёл и хвать бутылку из под-моей машины.
Парень вроде ничего, но в прыщах и тощенький, губы блестят. Я по этим губам канадской баскетбольной за 48 баксов кедой из юфтевого репса с финтулеттами как вмажу, падл, что тут вынюхиваешь, можт потсыпать чиво хочешь, пала, как врежу из поддыха, и ещё расс снова в е. ло.
Весом я больше, тут он упал, описался, я на него, на его яйки литруху шведского рома брызнул, гадина икает, без сознания, а ветер пустил, видимо, навоз лакает, и зачем только в ротдомах таких сразу в ведре не топят. Я ему носком в носяру, но Барри Пукин остановил меня, говорит: сейчас мы его в багажник и в кювет по дороге, я сказал: давай, но только без меня.
Хосе-Мария не появился, а у меня уже плохое настроение, хоть плачь или пой песню «раскинулось море широко», и так захотелось от плохой тучи на серце напиться, но не мог, так как завтра отчет на собрании коммерческих директоров, а я приглашён, надо быть начеку.
Хосе-Мария пока что не показывался, а я вытащил из багажника букет огромной сирени и огромного поросенка из шеколатного бисквита и понёс его на мелководье, за мной столик несли, народ потянулся, я зашёл по колено в залив, столик поставили, я поросёнка на столик поставил и мирно отошёл.
Стою – кайфую.
Народ осторожно подошёл, стал оглядываться, я будто ничего не знаю. Потом смелее начали подходить, кусочек отломили, второй. Накинулись, толпятся, я счастлив стою, а у самого палец на кнопке. А кнопка в пачке сигарет. Радиоуправляемый взрыв сейчас будет, но совсем крошечный, как детская хлопушка. А запачкает несмываемой краской, и вот умора будет, я так заторчал, что возбудился ослиной, даже стыдно.
А сегодя воще такая дохлая погода. маманя уехала с Гастоном в яхт клабс на моей «Изольдине», прошвырнуться до Выборга и рыбенцию поглушить толом, что по секрету мне ванёк достал мешок. ха-аух. всё продали волки и себя тоже… но это большой рзгвр. позвонил оксаночке. она отказла. грит что идет в тятр… во какие новости! тятр в восемь утра? записал в книженцию себе: оксаночку лишить ласки два раз, это значит…
Но посже она перезвонила, извинялась… но йа вси равно накормлю её арбузом с нитратами.
тяжело на душе всё хочитца еше чиго-то, а вить и халва есть и виски… смотрю на пустые стены и тоскую по юности своей, когда с самодельным пистолетом по свалке шавок гонял с колькой маториным и как били стёкла у поездов Ленинград-Сочи, толстомордые морды едут на жировку, а ты ему в боржоми через стекло хрясь былыганом. Правда славку Соловьева поймали и пистон поставили… я из-за куста всё видел
пустота, но я на иглу не сяду, я не вованя маркабов. он от расстройства слез со стакана и сел на самодельное пойло.
я
