здание свободной Европы, не давая просочиться сюда большевизму…
– Ты не ответил на вопрос, Клаус, – напомнил ему Фрайтаг.
– Да…. Я уеду в Люксембург, нет, в Голландию. У меня в Роттердаме есть дальние родичи. Вы обо мне не услышите больше. В течении нескольких дней я соберусь и уеду, мне только надо предупредить хозяйку и своих родных. Все же, Ван де Вельды меня с детства не видели, даже не знаю, я им свалюсь, верно, как снег на голову, – он куснул губу, но ничего не сказал больше.
– Алекс, полагаю, ты удовлетворен? – вдруг спросила Грета. Фрайтаг кивнул. – А я нет. Если кому и уехать, так это мне.
– С какой стати, Гретхен? Ты разве не получила гражданства Рейха?
– Получила, но только…. Сами знаете, я ведь «четвертинка», а это всегда тревожило нашу семью. Тем более, закон постоянно ужесточали. Отец в свое время получил подданство, но в прошлом году ввели поправки в закон о гражданине, по новому положению он стал метисом, и его лишили места в юридической конторе, – она снова куснула губу.
Три года назад, когда закон о гражданине Рейха снабдили новыми поправками, к их подполью присоединилась Грета. Она тогда уже работала фармацевтом, в ее распоряжении находились ключи от любых ядов и смертельно опасных для здорового человека лекарств. Незаменимо для отравления, ведь поначалу они хотели совершить именно это.
– Я тоже не получил всех льгот и привилегий, положенных истинному носителю арийской расы, в юности болел много, а это непростительно, сами знаете. Посему, всего лишь подданный Германии, лишенный права избирать и быть избранным. Но раз я не член СС, НСДАП и тому подобных организаций, раз меня не касаются столь жестко законы о расовой гигиене, эти ограничения выглядят смешно. Ведь мы и так никого не выбираем, – он снова улыбнулся. Странная это была улыбка, словно Фрайтаг, получив ограничения в гражданстве, доказал что-то очень важное себе и теперь удовлетворен этим полностью.
– Ты так легко говоришь о таких важных вещах… А вот я серьезно, – Грета покусывала губы и нервно теребила пуговицы на платье. Наконец, взяла себя в руки. – Отец считает, нам лучше последовать впереди новых поправок в закон и загодя покинуть страну. Он давно уже собирался перебраться в СССР.
– Вам? – Шарлотта посмотрела на нее с некоторым удивлением. – Но с какой стати, ведь ты гражданка, давно живешь отдельно. Он не может за тебя решать. Может ехать, тем более, мы все еще общаемся с Союзом, но ты-то, Гретхен, не иди у него на поводу. Сколько ж можно.
– Все равно, он настаивает. Может, боится, что у него отнимут не только работу. Может, переживает за меня, за мать, но в одном он прав. Евреи действительно низшая раса, недочеловеки.
– Вот уж бред! – невольно вырвалось у Кройцигера.
– Нет. Доктор Геббельс прав. Не ассимилировавшиеся евреи опасны. Я знаю их, я ведь, – голос перехватило, – у меня много родственников в гетто.
