вышла из хлева.
Это была крепкая и румяная крестьянская девица на выданье, очень злая из-за того, что в деревне для нее не было жениха.
– Да хоть к фее, хоть к болотным чертям, лишь бы не сидеть тут с вами! – заявила она. – Наломаешься по уши в навозе, а что проку?
– А вот пошла бы к отцу Тибурцию грамоте учиться, давно бы тебя в девичью обитель взяли, – отрубила мать. – В Уэльсе вон, слыхано, построили новую, так сестры живут лучше, чем в раю, и кормят их знатно, и все в шерстяных рясах ходят, в теплых суконных плащах!
– Да не хочу я ни в какую обитель…
– Пошла, пошла отсюда! Стану я еще слушать, чего ты хочешь, чего не хочешь!
Но Марция не унималась, и, когда прибежал, бросив тачку на огороде, Гай, она уже ревмя ревела от двух крепких материнских оплеух. А рука у Пруденции была тяжеленная.
Гай, такой же коренастый, как мать и сестра, выглядел как раз на свои пятнадцать – руки-ноги уже выросли, как у взрослого, плечи и туловище за ними не поспевали. Густые и жесткие рыжеватые волосы были полны мелкого сора – не причесываться же лишний раз, хватит того, что вечером мать даст гребень и присмотрит, чтобы из-за уха не торчали сухие еловые иголки.
– Бери сестру, бегите в лес, – приказала Пруденция. – Фея, того гляди, нагрянет! Живо, живо, живо!
Гаю было всего пятнадцать, о женитьбе он не задумывался и повода для ссор с матерью пока не имел. Взяв рыдающую Марцию за руку, он потащил девицу прочь со двора, да всё скорее, всё скорее – так что через луг они уже бежали во весь дух. А лес был прямо за лугом – если забраться на скамью у ворот, то видна опушка.
Пруденция вздохнула с облегчением и подняла брошенные дочкой вилы. Хозяйство у них с мужем было хорошее, крепкое – три лошади, две коровы и телочка, десять овец, свинья с поросятами, да еще птица – гуси, куры, утки. Обычно нанимали работников. Сейчас работники вместе с супругом, Юнием Брутом, повезли в господский замок хворост из леса, сено и гусей в клетках.
В хлеву уже был вычищен целый угол, и Пруденция взялась за следующий. Скотину пасли младшенькие, и она хотела до вечера, до возвращения своих пастушков, повыкидывать из хлева всю старую подстилку, лежавшую толстым плотным слоем в полфута, не меньше.
Скоро ее окликнули со двора.
Она неторопливо вышла. Так и есть – фея Моргана, верхом на сером коне, в сопровождении придворной дамы и двух пажей. Невзирая на жару – в алой бархатной мантии, прикрывающей конские бока и почти достающей до копыт. Темные кудри ниспадали на мантию из-под золотого венчика, белоснежные руки уверенно держали нарядные фестончатые поводья, но в этой благородной красоте было нечто пугающее.
– Где твои дети, Пруденция? – звучно спросила фея.
– А я их отослала, милостивая госпожа, – бойко отвечала крестьянка.
– Куда же ты их отослала?
– К родственникам, в Корнуэлл.
Огромные синие глаза феи прищурились весьма выразительно.
