милая, не печалуйся. Сознайся, ты все еще славный котенок, с которым не соскучишься? Мэм, я не знаю Вашей, предполагаемой в морганатическом браке, фамилии… Я не слушал, не остановил Вас. Но уверен, что есть обратный билет и скоро-скоро я помчусь к Шереметеву встречать Ваш рейс. Я надеюсь, Мэм, что вояж разочарует Вас… Я чуть с ума не сошел. Я не опоздаю и никогда не отпущу. И пусть телефон не звонит. Меня нет, ни для кого, нет навсегда!
– Как навсегда?! Сдала билет? Но… Я не знал, что… – Она не выносила мой театральный гомерический хохот и бросила трубку. А я мечтал рассказать, что дела, начатые при ней, приносят немалый доход. – «Алло! Ты с ума сошла! Алло».
Граф в ужасе проснулся от собственного смеха и крика. Кабинет или спальня? Багровые розы целуют ей руки… оборвавшийся голос. Что за странные фантазии? Какой Париж, зачем билеты, если она по сей день летает во сне? Какие карточки, помолвка? Запутавшись в кошмаре, он пропустил утро, чудное летнее утро для верховой прогулки. Он потянулся к колокольчику, но удерживает дремотная тишина спальни, на шпалерах толстопятая пастушка напоминает резвушку Матренку. Часы в который раз принимаются играть прелюдию, но бьют семнадцать раз. После такого сна граф ничуть не удивился, но решил пить кофе не в постели, демонстрируя зазевавшимся слугам свое великодушие – самостоятельным одеванием халата. Сладко зевая в пустоте залы, он уже успел приметить в саду под окнами томящуюся Матрену. Знать графиня на прогулке, нешто кликнуть… Нет, переваливается как утка, а девка хваткая – уж третьего понесла. Вздохнув кротко, он решительно направился в кабинет. Заведенный порядок якобы не нарушен. Казалось, небытие поселилось в доме: нет ни кофе, ни признаков беспокойства по столь небывалому случаю. Экое безобразие. Граф такого не любил и, выйдя на балкон, сурово окликнул девку, наказав отыскать дворецкого.
– А барыня катаются… За ними князь заехали-с… ранехонько, – растерянно бормочет она в ответ, запрокинув пухленькое испуганное личико.
Граф, оборвав березовую косицу, возвращается в кабинет, оставив стеклянные двери открытыми. Шелестящий занавес хранит приятную прохладу, играя солнечными бликами на затейливой мозаике паркета. День действительно хорош, но одеваться самому… Граф прохаживается, гордясь своим спокойствием в ожидании дворецкого и горничной с кофе. Думы от мелких забот по обустройству имения легко перескакивают на дела государственные, мечты о новом просветленном обществе, где… Он замечтался и сшиб низенький столик, прежде невиданный даже в конюшне. Опрокинутые чашки хрустнули, под ногами растекается лужа холодного чая, подмачивая ворох каких-то неизвестных газет и журналов. Граф не был суеверен, но, мягко говоря, смущают не только названия, но и орфография: отсутствует ять! – «Что такое»?! – взорвался он и запустил колокольцем в распахнутые двери. Промокают туфли, паркет становится облезлым, серым.
– Бред какой-то, прости, Господи, –
