трудом отрывая ноги от пола, я добрела до аппарата, получила порцию отвратительного пойла и стала вливать его в себя, оглядывая очередь.
Женщины, мужчины, старушки, дети, кошки, собаки всех размеров, кролики, хомяки… Никто не ругается, не лает, не шипит. Хозяева прижимают к себе больных животных, одетых самым невообразимым образом. Вон шпиц, замотанный в старый шарф, рядом кот в дорогой попонке, явно привезенной из-за границы, чуть поодаль пудель в вязаной кофте и спаниель в шапке, а там корзинка, в которой, полуприкрытое рваной простынкой, мается нечто лохматое, размером с мышь, а по виду – кролик, только уши короткие…
Раздался грохот, из кабинета вытолкали железную каталку с Адой.
– Что с ней? – прошептала я, бросаясь к хмурому врачу с бейджиком «Роман» на груди.
– Похоже на отравление, – буркнул тот, – садитесь здесь и следите за капельницей.
– Но мы кормим собак хорошими продуктами, – залепетала я, – никаких просроченных консервов, все свежее, качественное.
– Речь не о еде.
– А о чем?
Роман покрутил колесико капельницы.
– Крыс в Москве много, вот в некоторых домах около мусоропроводов яд и раскладывают, бывает, что собака его съедает.
– Ужасно! Ада! Она умрет! – заорала я в исступлении.
– Надеюсь, что нет, – хмуро ответил Роман, делая несчастной мопсихе один укол за другим. – Вы сходите в аптеку, купите памперс и наденьте на собаку, а то она описается и замерзнет. Дырку прорежете, хвост вытащите.
Я бросилась к ларьку в холле.
– Дайте мне памперсы!
– Какой размер? – спросила девушка в белом халатике.
– Ой, не знаю!
– Вес?
– Двенадцать кило.
– Тогда эти, двести двадцать рублей пачка.
Выполнив приказ Романа, я села около Ады и, одной рукой поглаживая ее, другой принялась вытаскивать телефон.
Дома мы оказались лишь около полуночи. Аду, слабую, с трясущейся головой, уложили на полу, подстелив под нее пуховик Кирюшки, накрытый чистой простыней.
– Может, лучше устроить ее на кровати? – пробормотала Лиза. – Мопсы же всегда с кем-нибудь спят, Адюше будет грустно одной.
– Нет, – покачала головой Катя, – собака очень слабая, еще упадет ночью и расшибется. И потом, ей сейчас так плохо, что она не понимает, где лежит. Эй, Муля, не смей лизать Аде лапу, там канюля для капельницы стоит. Нет, лучше я устрою Дюську у себя в комнате и запру дверь.
Мы перетащили слабо дышащую Аду в спальню к Кате и пошли на кухню.
– Где она только отраву нашла? – покачала головой Юлечка.
– Ты же знаешь Дюшу, – грустно ответила Катя, – хватает что попало и глотает, не прожевав, а уж потом начинает кумекать, следовало ли эту гадость даже нюхать. Небось сегодня утром у мусорных бачков шныряла.
– Завтра же устрою скандал в домоуправлении, – раскипятился Сережка, – вообще с ума посходили! Раскладывать отраву прямо на улице! Да в нашей
