отвратительного холодного коридора появляется какое-то свечение. А вместе с ним появляется надежда, что отсюда есть выход на улицу или, если предположить, что это один из верхних этажей, хотя бы на пожарную лестницу. И Вильям ускоряет бег. Он буквально летит, будто тяжелые ботинки вдруг потеряли свой вес и больше не тянут к земле. Ему даже кажется, будто гул его шагов становится тише, настолько, что можно подумать – не человек он вовсе, а привидение. Так беззвучны его шаги. И вот он буквально влетает в свет, думая, что выскочит на балкон или на крыльцо. Но нет. Он просто вбегает в светлое пятно, похожее на облако. Мальчик останавливается в растерянности. Куда же бежать дальше? Вокруг него какая-то плотная светящаяся субстанция. Похожая на густой пар. Только пар обычно имеет какое-то движение и не так однороден. Этот же как кисель. Как расплавленный жидкий пластик, если представить себе, что пластик может быть таким холодным и таким мягким.
Вильям понимает, что он сейчас почти как та елочная игрушка, которую мать всегда убирает в специальный ящик, битком набитый ватой. Оказался в каком-то замкнутом пространстве, наполненном этим паром-желе. Сиди не дергайся. И он замирает в ожидании, ощущая кожей, как субстанция постепенно заполняет все пространство вокруг него, как бы снимая с него безукоризненный слепок. Вильям почти не дышит. Ждет, что-то должно случиться. И это что-то случается. Мальчик слышит, что позади него кто-то есть. Кто-то не знакомый ему. Не человек и не животное. Кто-то… Вильям оборачивается, но никого не видит. Лишь густая светящаяся пелена. Он спрашивает:
– Кто здесь?
Но в ответ тишина.
– Кто здесь?! – повторяет мальчик. – Я вас не боюсь!
И тут он слышит тихий шепот, похожий на шепот воды в ручье. Еле слышное звенящее серебряное журчание, в котором, лишь включив всю детскую фантазию, можно разобрать слова.
«И не надо бояться, – говорит переливающийся всеми нотами серебряный голос. – Здесь ты самый главный, Вильям. Здесь ты можешь почти все. Не нужно бояться. Это ведь просто сон. А сны – это нечто очень важное для тебя. Очень скоро ты поймешь это. И когда-нибудь мы обязательно подружимся…»
«Я самый главный, – проносится у Вильяма в голове. – Значит, пусть все будет так, как я хочу. А я не хочу туман!»
И туман исчезает. Мальчик оказывается на залитой солнцем крыше их старого многоэтажного дома. Метрах в десяти от него стоит выстроенная дядей Билом голубятня. Мальчишка подходит к клетке и открывает дверцу.
– Вылетайте! Давайте! Смелее! – кричит он птицам и выпускает в небо всех до одной. Он смотрит, как голуби нарезают неровные чуть дерганые круги над домом. Как на мгновение, пролетая в солнечном свете, их перья вспыхивают золотом и тут же гаснут, превращаясь в серебро и мел. Вильям смотрит на птиц и понимает, что он не просто выпустил на волю без спроса дядькиных голубей. Он сделал что-то очень важное… Важное вообще для всех.
о. Бали, Юго-Восточная
