рядом воина. И вскрикнуть не смог, так быстро Торир опустил на его голову топор. Только хрустнуло, кровь и мозги брызнули в стороны. Карина застонала сквозь сцепленные зубы, стала нервно стирать с себя теплые мерзкие потоки.
– Поспешили, – скорее себе, чем ей, сказал Торир. Но прислушался и улыбнулся, жутко блеснув зубами под стальным наличием. – Ан нет, в самый раз получилось.
И отскочил за дверную занавеску.
Карина не успела ничего понять, как в проеме возник Дир. Охнул удивленно. И все глухо стукнуло, глаза князя закатились под лоб, и он осел на половицы от удара обухом топора в затылок.
А Торир уже поднял Карину, встряхнул.
– Ну, ну, молодец. Все правильно выполнила. А теперь главное: беги в гридницу к пирующим, кричи, голоси, что Дир Киевский зарубил Судислава. Ну же, беги!
И она побежала. Даже не потому, что подчинилась, просто в панике была. Неслась стремительно, беззвучно. Так и выскочила к стоявшим у входа в гридницу Давило и еще трем кметям городским – растрепанная, в разметавшемся платье, вся измазанная кровью.
Они стояли с чашами в руках, расслабленные. И хотя были в кольчугах, но шлемы сняли, просто стояли, переговаривались. Кмети так и застыли, глядя на нее.
– Клянусь душами прародителей!.. – словно выдохнул Давило. – Карина… Что случилось?
Она всхлипывала, мелко дрожа.
– Судислав… Там… Князь Дир…
– Да не блей, как овца! Что с посадником града? Что за кровь на тебе?
– Судислав, мертв он…
У Давило задергалось лицо, ноздри расширились от шумного вздоха. Отшвырнул чашу.
– Та-а-а-ак… Я ведь чуял. Знал поди.
Его кмети грязно заругались, а он схватил Карину, грубо поволок в гридницу. Растолкал толпившихся у входа.
Шум, дым, запахи тепла, пота, стряпни. Давило втолкнул ее и почти швырнул вперед. Она упала, платье сползло, оголяя забрызганное кровью тело.
– Гляди, честные копысцы! – гремел Давило. – Гляди, добрые люди! Нет, больше нашего выборного главы. Убил его волк киевский ради бабы. Кинулся за ним и порешил.
«Хоть не я это сказала», – как-то устало подумала Карина. Она боялась сказать это при всех. Понимала, что Торир предал ее, подставил. Сделал видоком[56] того, чего не было.
В гриднице вдруг стало тихо. Но тут же загомонили все разом. Закричали:
– Убийцы, тати, находники! Бесчинство творят, за добро кровью платят.
За верхним столом вскочил Олаф. Даже тяжелое кресло за ним рухнуло.
– Что мелет этот пес? Что наговорила эта сука? Где князь? Сам пусть скажет.
Но в этот миг в столешницу перед ним вонзилась сулица[57]. Никто и не заметил, чья рука ее кинула. Но это было словно сигналом.
– Бей за Судислава! Бей русь-киевлян!
И крики, вопли, лязг булата, звон посуды, шипение огня, бабий визг
Видок – свидетель.
Сулица – короткое метательное копье, дротик.
