верблюдах. Али не взял бы с собой человека, который не умел бы делать того, что умел делать он – бежать за верблюдом, держась одной рукой за седло, а в другой неся ружье. Дети харита – дети войны.
Впервые старик был так многоречив.
Мы ехали до захода солнца, когда перед нами открылся вид на поселок Бир-эль-Шейх. Мы въехали на его широкую, просторную улицу и сделали привал.
После нескольких слов, сказанных шепотом, и длительного молчания Тафас купил муку, из которой он замесил тесто и сделал из него лепешку. Он закопал ее в горячую золу, которую раздобыл у женщины, по-видимому, его знакомой. Когда лепешка испеклась, он вынул ее из огня и похлопал, чтобы стряхнуть золу. Потом мы разделили ее между собой, тогда как Абдулла пошел промышлять для себя табак.
Мне сказали, что у подножья южного откоса имелось два обложенных камнем колодца, но я не был расположен пойти взглянуть на них, так как длительная езда в течение целого дня утомила меня, а зной равнины меня измучил. Моя кожа покрылась волдырями, а глаза болели от ослепительного блеска серебреных песков и сияющих булыжников пустыни.
Последние два года я провел в Каире, сидя целые дни за конторкой, с трудом сосредоточиваясь в маленькой, переполненной народом комнате, отвечая на сотни вопросов, и был лишен всякого физического упражнения, кроме ежедневной прогулки от конторы до гостиницы. Поэтому новизна положения была для меня очень тяжела, так как я не имел возможности постепенно привыкнуть к палящему зною арабского солнца и к монотонному шагу верблюдов. А ведь предстоял еще переход в этот вечер и долгий путь на следующий день, чтобы достигнуть лагеря Фейсала. Поэтому я почувствовал сожаление, когда наш двухчасовой отдых закончился, и мы, снова сев на верблюдов, поехали в кромешной тьме, спускаясь в долины и вновь подымаясь из них.
В замкнутых ложбинах воздух был знойный, но на открытых местах свежий и возбуждающий. Под нами, должно быть, была ровная песчаная почва, так как мы беззвучно продвигались вперед, и я все время засыпал в седле, чтобы через несколько секунд внезапно и тревожно проснуться и хвататься инстинктивно за седло, восстанавливая этим равновесие, нарушенное каким-нибудь неверным шагом верблюда.
Стоял густой мрак, и глаз не мог уловить неясных очертаний местности. Наконец, спустя много времени после полуночи, мы остановились для отдыха. Я завернулся в свой плащ и заснул в очень уютном песчаном ложе, перед которым Тафас привязал моего верблюда, поставив его на колени.
А через три часа мы опять двинулись в путь, освещаемый уже последними лучами месяца. Когда мы выступили из теснин на широкий простор, над которым кружился резкий ветер, начало, наконец, светать.
В окрестностях Бир-ибн-Гасани у нас была замечательная встреча.
Мы переехали обширную равнину. Из-за каких-то строений вышел старик, оказавшийся болтливым погонщиком верблюдов, и тяжелым шагом приблизился к нам. Он себя назвал Халлафом и был преувеличенно любезен. Его приветствие выразилось в потоках надоедливой болтовни;
