действие к тем вернуть им уверенность в их безопасности. Их глупость была нашим союзником, так как им хотелось сохранить или считать, что они сохранили, елико возможно больше из своих старых провинций. Эта гордость своим наследием от прежней империи удерживает их на их нынешних нелепых позициях – когда у них множество флангов и нет фронта.
Я обстоятельно критиковал принятый прежде план. Удерживать среднюю часть железной дороги обошлось бы нам дорого, так как нам угрожали бы с обеих сторон. Смешение египетских войск с арабскими племенами морально бы нас ослабило.
Однако ни мои общие доказательства, ни частные возражения не были приняты во внимание. План уже был разработан, и приготовления по нему зашли далеко. Все были слишком заняты своим собственным делом, чтобы у меня хватило влияния привлечь их к моему плану. Все, чего я достиг, это то, что меня выслушали и условно согласились, что мой план мог бы оказаться полезным. Я вырабатывал вместе с Аудой абу-Тайи проект похода с племенем хавейтат на их весенние пастбища в Сирийской пустыне. Оттуда мы могли бы двинуть летучие отряды с верблюдами и ринуться на Акабу с востока без всяких пушек и пулеметов.
Восточная сторона являлась незащищенной, линией наименьшего сопротивления, самой доступной для нас. Наш поход был исключительным примером обходного движения, так как требовал передвижения по пустыне на протяжении шестисот миль, чтобы овладеть окопом, находящимся в сфере влияния огня с наших судов.
Ауда считал, что всего можно достичь динамитом и деньгами и что незначительные племена около Акабы присоединятся к нам. Фейсал, который уже пришел в соприкосновение с ними, также верил, что они оказали бы нам помощь, если бы мы предварительно добились успеха у Маана, а затем действительно двинулись на порт. Пока мы размышляли, флот совершил набег на него, и захваченные при этом турки дали нам такие полезные сведения, что я сгорал от нетерпения немедленно уехать.
Поход в Сирию
Девятого мая 1917 г. все было готово, и в ослепительном сиянии дневного солнца мы покинули палатку Фейсала, провожаемые его наилучшими пожеланиями.
Нас сопровождали Ауда и его сородичи, а также ишан Насир, который вел нас, и Несиб эль-Бекри, дамасский политик, который должен был представлять Фейсала перед сирийскими поселянами. Несиб выбрал себе в товарищи сирийского офицера Зеки.
Нас эскортировали тридцать пять человек племени аджейль под начальством Абдуллы ибн-Дгеитира, замкнутого, рассеянного, самодовольного человека.
Фейсал дал нам на руки двадцать тысяч фунтов золотом – все, что он был в силах дать, и больше того, что мы просили – для расплаты с новыми людьми, которых мы надеялись завербовать, что побудило бы племя хавейтат к быстроте.
К моим аджейлям – Мухеймеру, Мерджану и Али – прибавился еще Мохаммет, загорелый, покорный крестьянский мальчик из какой-то деревни в Хауране,
