картами и выпивкой. Или позже, когда они просыпались, лязгая доспехами.
– Нет, – возражал хирург, – обратите внимание на расположение этих разрезов. Посмотрите на ткани вокруг раны. Нож прошел вертикально между сухожилиями и кровеносными сосудами шеи. И когда лезвие достигло позвоночника, кровь растеклась между позвонками.
– И что же это, по-вашему, означает? – мрачно поинтересовался Бертран.
– Это не норманнский нож. Это лезвие, которым можно бриться, господин. Его изготовил человек, способный удалить у вас желчный пузырь так, что вы даже не заметите.
– Ну и?…
– Сэр Бертран, вы же воин. Вы можете сбросить человека с коня и сбить его с ног, но на вашем противнике всегда стальной шлем и кольчуга. Ассасин, убийца, который держал этот нож, знал о костях, мускулах и кровеносных сосудах не меньше хирурга. Он знал, как всадить кинжал – очень острый кинжал – в спящего так, чтобы тот не проснулся.
– Но как же он проник в шатер?
– Он крался в тени. Он следил, чтобы не наступить на оружие, которое ваши люди имеют привычку разбрасывать где ни попадя. Если вести себя осмотрительно, можно и не поднимать шума.
– Домыслы, – фыркнул Бертран. – Никаких сарацин в лагере не было. Его убил кто-то из наших. Может, отомстил за какие-то старые дела.
– Вы лучше знаете своих людей.
– Конечно. И мы гораздо успешнее проведем осаду, если вы не будете рассказывать сказки об ассасинах, крадущихся в ночи.
– Слушаюсь, мой господин. – Хирург склонил голову. – Я всецело полагаюсь на ваше суждение в этом вопросе.
И врач покинул Бертрана дю Шамбора, чтобы приказать оруженосцам рыть могилу.
Хасан ас-Сабах полз по земле, чувствуя каждый ненадежный камень и вдавливая его в сухую почву голыми стопами. Пальцы ног у него были длинные и крючковатые, и, когда он поворачивал стопу, сухожилия рельефом выступали около мясистых подушечек пальцев. Кожа вокруг кривых и ороговелых ногтей была собрана белыми полукружьями.
Сто двадцать девять лет исполнилось этим ногам. Много дорог они прошли, в башмаках и босиком, больше чем копыта самого старого верблюда на Пути Пряностей. Несмотря на это, ноги Хасана были как у юноши – с сильной стопой, хорошей мускулатурой и правильно расположенными костями.
Его лицо с широкими усами и глубоко посаженными глазами казалось бы молодым, если б не многочисленные морщины. Волосы были черные, густые и кудрявые, как у юного пастуха.
Мускулы играли, когда он спускался по скалистому склону, перебирался через медленный поток по камням, прокрадываясь в лагерь христиан.
Стояла седьмая ночь осады Аламута. Хотя шейх Синан велел Хасану лично следить за неверными, тот перепоручил это подчиненным гашишиинам. Но сегодня он сам решил взглянуть на непрошеных гостей. Впрочем, он и так знал, что время устрашения близится. Запертые в долине из-за собственного упрямства и ложного понятия
