враг Моря! Да нет, он просто мудак! Он просто бухарик и бомж! Красно-коричневый? Просто наркотик! Он идиот!
КОРИФЕЙ: Так почему же ему разрешают работать на общественном транспорте?
ХОР: А что они могут сделать? В этом городе страшная нехватка водителей троллейбуса. Ведь мы все-таки приближаемся к концу тысячелетья!
Ни хор, ни корифей не обращали внимания на бывшего заложника их героя. Никому я был не нужен, кроме Гореликов. Они подбегают: «Стас, ты в порядке?»
«Ай’м файн»,[26] – отвечаю я в соответствии с благоприобретенной за океаном привычкой. Всегда отвечай «файн», и будешь «файн».
Незабываемая Любка счастливо смеется. Во рту у нее все еще полно жемчужин.
«Как тебе нравится этот неисправимый Стас Ваксино? Из тысяч московских водителей троллейбуса он нашел одного сумасшедшего! Город полнится слухами о невменяемом водителе троллейбуса, однако никто на него не наталкивался, кроме тебя, Стас Ваксино!»
«Ну, пошли, – говоришь ты, Игорь. – Боюсь, как бы там наша водка не нагрелась: холодильник хандрит».
«Надо все-таки узнать, в каком состоянии этот хмырь. Этот хор вокруг шумит, как стая грачей, и никто не озаботится, нужна ли помощь этому хмырю – переливание крови там или что-то еще».
Любка продолжает веселиться: «Посмотрите на этого Стаса Ваксино! Подонок хотел из него сделать котлету своим мачете, а он беспокоится о его состоянии – каков либерал!»
«О каком еще, к чертям, мачете ты говоришь, Любка?»
«А что же он сжимает в правой руке? Может быть, ты хочешь сказать, что это просто преувеличенная селедка?»
Я смотрю туда, куда она показывает. Штука в руке Кашамова не похожа на преувеличенную селедку.
«Ну, пошли отсюда, дядя Стас», – говорит кто-то еще за моей спиной.
Я оборачиваюсь и вижу высокого молодого человека, сильного, элегантного, «дэбонэр», что называется. Не без труда узнаю сына Гореликов Славку – того самого, кто все эти годы жил в моей памяти как вездесущий тощий подросток с ленинградской набережной Крузенштерна.
«Славка!»
«Стас!»
Мы обнимаемся.
Ты, Игорь, суживаешь глаза: «Я же обещал тебе сюрприз, вот и получай!»
Они все еще живут в одном из цэковских домов возле Гоголевского бульвара, шикарное пристанище даже по американским стандартам. Раньше подъезд круглые сутки охранялся милицией. Теперь охраны нет, а потому основательно несет мочой. Внутри их большой квартиры приметы упадка едва заметны, но все-таки заметны. Многие вещи, принадлежавшие ушедшей советской эпохе, в частности всякие западные штучки, к которым хозяева имели доступ через свои «закрытые распределители», сейчас выглядят жалко. Одна штука, впрочем, несет на себе приметы неопровержимо высокого класса: антикварный бильярдный стол в глубине анфилады.
Ты,
От англ. I’m fine – У меня все прекрасно.
