до четверти дюйма. Он заставил Юрбека заплатить настоящую цену за раритеты Галла. Охранники, разумеется, не удержались, и по Тайному Городу пошла гулять байка об уйбуе, который сумел выкрутить руки шасу. А приятели Ивана добавляли, что помогал Копыто некий хитроумный чел.
– Парень строит карьеру…
– Мы вернемся к нему позже. – Комиссар внимательно посмотрел на Схинки: – Я же хочу знать, что произошло на базе после того, как туда доставили Грима и Лаю?
– Моя очередь быть откровенным?
Взгляд Сантьяги подтвердил: да, ваша.
– Хорошо, – кивнул Схинки. – Давайте поговорим о Лае и Гриме…
Клетка была очень узкой, дюймов двадцать-тридцать, не больше, напоминала захлопнувшуюся вафельницу, только вместо теста в ловушку попал крупный орангутан, чье объемистое пузо с трудом поместилось в капкане. Несчастная, практически не имеющая возможности пошевелиться обезьяна могла лишь трясти темницу, вцепившись передними лапами в холодное железо и выставив локти наружу, в тщетной попытке отогнуть или выломать прутья. И трясла, не спуская застывшего, полного ужаса взгляда с Лаи. Трясла. А девушка отвечала плененному орангутану не менее застывшим, но при этом лишенным всяких эмоций взглядом. Не было в глазах Лаи ни страха, ни боли, ни растерянности, ни сочувствия к запертому зверю – ничего не было, абсолютно ничего. Они лишь стали темнее обычного, совсем черными, словно наполнила их запекшаяся кровь Манана.
Непрерывный лязг и безжизненная тишина в ответ в течение десяти минут.
Ярга умел готовить собеседника к разговору.
Бесшумно открыв дверь, он сделал один шаг, остановился и негромко, но очень, очень повелительно бросил обезьяне:
– Хватит!
Орангутан подчинился, мгновенно оставил клетку в покое и с надеждой уставился на хозяина.
А вот Лая даже не вздрогнула. Даже взгляда не бросила на вошедшего нава, продолжала смотреть на застывшую обезьяну так, словно ничего не произошло.
Горе…
Ярга взял стул, поставил его спинкой вперед, уселся, оказавшись напротив девушки, и очень серьезно произнес:
– Прости, что убил твоего отца.
Орангутан тихонько вздохнул, словно поняв, что именно произнес нав. Словно пытаясь разделить и несчастье девушки, и грусть нава.
– Ты ни при чем, – безжизненно ответила шаса.
– Извини, что мои помощники убили твоего отца, – поправился Ярга. – Они растерялись и нарушили приказ. Вы все были нужны мне живыми.
– Манана сгубила жадность.
Нав едва заметно приподнял брови:
– А я думал – отцовские чувства.
– Его никто не звал.
– Манан боялся за тебя.
Лая впервые посмотрела Ярге в глаза.
– Его не просили бояться.
Безжизненный взгляд, безжизненный голос,
