распрощаться.
– Объясни, наконец, что не так!
– Все не так!
– Особенно музыка.
Моряна и кóнец оглянулись на голос.
– Епископ Треми!
Масан был одет в наглухо застегнутый комбинезон и держал в руках шлем.
– Я заказывал столик на троих, Птиций.
По утрам «Ящеррица» была закрыта, но для лидеров семей управляющий клубом охотно делал исключения.
– А чем плоха музыка? Это альт, автор…
– Автор Назар Треми, он же исполнитель, – перебил конца масан. – Музыка прекрасна, но это запись, и от живой игры она отличается так же, как рисунок луны от самой луны. Это вам скажет любой, кто слышал игру Назара. А если вы репетируете «Танец миражей», то лучше не тратьте время зря, ничего не получится. Где мой столик?
– Конечно, епископ, вас сейчас проводят.
– Почему ничего не получится? – от волнения вопрос моряны прозвучал резко, с вызовом.
– Именно потому, что вы репетируете. Да к тому же под запись, – неохотно ответил Захар и вслед за официантом прошел в глубь зала.
Конец горестно взглянул на Диту.
– Перерыв.
Моряна прикусила губу. Глубоко вздохнула, набираясь решимости, а потом направилась за масаном.
– Епископ Треми!
Захар, уже устроившийся за столиком, недовольно посмотрел на девушку. Его мысли были заняты предстоящей встречей, внутренними делами клана, ранним звонком встревоженной и расстроенной Клаудии, и моряна с ее проблемами была не вовремя. Потом он заметил судорожно сжатые от волнения кулачки девушки и вздохнул:
– Я жду кое-кого…
– Я не отниму у вас много времени, епископ. Мы готовим выступление, вы видели. Если вы знаете, скажите, что я делаю неправильно?
Треми помолчал, подбирая слова, но она приняла его молчание за нежелание отвечать и торопливо заговорила сама:
– Только сегодня мы прогнали номер шесть раз, и каждый раз Птиций говорит – не годится. Этот танец очень важен для меня, очень. Сначала предполагалось, что будет премьера, но теперь я не уверена, что мне вообще позволят танцевать. Я черная моряна… – она запнулась на секунду, но твердо продолжила: – У меня не будет второго шанса. Но дело не только в этом. Я сама выбрала, а потом уговорила Птиция поставить «Танец миражей». Его танцевала Камита, а она была лучшей танцовщицей нашей семьи.
– Хотите ее превзойти, Дита?
– Нет. И – да. Я не могу станцевать лучше, чем она, вы ведь видели репетицию. Но хотя бы – так же. Не для меня, а чтобы ее не забывали. Скажите, что не так!
Ее глаза умоляли, а Захар Треми слишком хорошо знал, что значит – иметь мечту. И как горько, когда мечта недостижима.
Кроме того, он помнил, как танцевала под музыку альта черная моряна Камита, погибшая чуть менее тридцати лет назад.
– Моих друзей пока нет. – Возникший рядом официант придвинул Дите стул, налил епископу токайского и беззвучно испарился. – Я расскажу, сколько успею до
