к пройденному”, чтобы наконец-то выяснить для себя, что именно пытались сказать авторы. Бессмысленно отрицать, что политически-футорологический подтекст, добавляемый Стругацкими при написании книг в шестидесятые-семидесятые годы в целом едва ли можно рассматривать серьезно в реалиях двадцать первого века, в котором их творчество читаю сейчас я. И в том нет их вины, как авторов, просто произошедшие в самом конце прошлого века события (всего через пару лет после выхода последней большой книги Стругацких «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» смели все фигуры на шахматной доске, которые так тщательно расставляли не только Стругацкие, но и многие другие их современники. Таким образом, все тайные скрытые подтексты в их книгах теперь уже приходится восстанавливать с большим трудом, на что часто способны лишь опытные филологи и историки, а обычным людям (и тем более молодым читателям, на которых Стругацкие всегда так ориентировались и для кого творили) теперь остается лишь недоумевать, что именно хотели сказать замысловатыми абзацами братья Стругацкие и зачем вникать в тайный футурологический смысл того, что уже давным-давно утратило свою актуальность. Более того, с сожалением, приходится признавать, что и сами авторы, отвечая на многочисленные вопросы в интервью о значении той или иной идеи в их книгах, уж очень части прибегали к фразам ”дело темное”, что в очередной раз заставляет задуматься над тем, закладывали ли они на самом деле какой-то глубинный смысл в свои произведения или же просто умелыми литературными ходами лишь оставляли пространство для додумывания своим читателям, предпочитая не погружаться в это самостоятельно.
Рассуждая логически, неизменно приходишь к выводу, что лишь художественная составляющая литературного искусства способна по-настоящему остаться в сердцах и умах читателей сквозь века, а никак не скрытые политико-социальные подтексты, смысл которых так хрупок и утрачивается при первой же смене политической парадигмы в стране, где жили и творили авторы. Именно поэтому в начале прошлого века Владимир Набоков был вынужден признать, что с победой в стране октябрьской революции литературный взлет, начавшийся столь стремительно в девятнадцатом веке, потерпел полный крах в двадцатом. Вполне можно понять, непростую ситуацию, в которой оказались братья Стругацкие (и не только они), начиная свой путь в литературе. Тоталитарная репрессивная машина не давала и не могла дать им возможности реализовать свои идеи и мечтать о выходе их книг в той форме, в которой они бы хотели сами видеть их изложение. Из этой ситуации, как известно, было лишь два выхода. Первый – путь Набокова, второй – Булгакова. Стругацкие выбрали второй, и этот выбор определил весь их творческий путь на десятилетия вперед, ибо оставшись “в системе” ты неизбежно начинаешь играть по ее правилам и тем самым неминуемо становишься ее частью (как бы сами авторы подобно Кандиду из ”Улитки на склоне” не пытались из нее безуспешно
