Дунюшкином пепелище… Вас-то, матушка, только не захватили.
– Уж как я жалела, как жалела, Марко Данилыч, что не привел Господь вас с Дунюшкой-то с вашей в обители видеть… Дела-то ведь у нас, знаете, какие…
– Знаю, матушка, все знаю, – ответил с участьем Марко Данилыч. – Из Питера-то не привезли ли чего утешительного? Там-то как смотрят на ваше дело?
– Дело наше, Марко Данилыч, как есть совсем пропащее, – с глубоким вздохом отвечала Таифа, и слезы сверкнули на ее скорбных глазах. – Выгонки не избыть никакими судьбами… Разорят наш Кéрженец беспременно, бревнышка не останется от обители. И ровно буйным ветром разнесет всех нас по лицу земли. Горькая доля, Марко Данилыч, самая горькая…
И громко зарыдала. Мать Таисея, глядя на Таифу, тоже заплакала.
– Не покинет Господь своей милостью вас, – утешает матерей Марко Данилыч. – Не плакать, Богу надо молиться, на него возложить упованье.
– Кто ж у нас и прибежище, как не Господь Царь Небесный? – утирая слезы, сказала Таифа. – На него да на Заступницу нашу, Пресвятую Богородицу, все упование возлагаем.
– Стало, все и будет по-хорошему, – молвил Марко Данилыч. – На Бога, матушка, поло́жишься, так не обложишься. Господь-от ведь все к лучшему строит, стало быть, плакать да убиваться вам тут еще нечего. Может, еще лучше будет вам.
– Куда уж лучше, Марко Данилыч! О лучшем-то нечего и помышлять, – сказала Таифа. – Хоть бы в вере-то Господь сохранил, а то вон ведь какие напасти у нас пошли: в единоверческую многие хотят…
– Полноте, матушка! – вскликнул Смолокуров.
– Не лгу, благодетель, – горячо сказала Таифа. – Есть хромые души, что паче Бога и отеческой веры возлюбили широкое, пространное житие, мало помышляя о вечном спасении. Осиновские матери к единоверью склоняются, и в Керженском скиту сам отец Тарасий начал прихрамывать.
– Не может того быть, матушка, – решительно сказал Марко Данилыч. – В жизнь не поверю…
– И мы, благодетель, не давали веры, да вот на правду стало походить, – молвила Таифа.
– С чего ж это они? – спросил Смолокуров.
– Славы мира, должно быть, восхотели, тесного пути не желают, пространным шествовать хотят.
– А куда пространный-то путь приведет их? – покачав головой, воскликнул Марко Данилыч.
– То не неведомо им, благодетель, – с грустью сказала Таифа. – Люди они умные, слову Божию наученные, начетчики великие.
– Ах, дела, дела!.. Какие дела-то у вас деются, – в недоумении качая головой, говорил Смолокуров.
– Да, батюшка, Марко Данилыч, дожили мы до слезовых дней, – отвечала Таифа. – Думано ли, гадано ли было?.. Какие бы, кажется, столпы благочестия были? Адаманты! А вот что вышло. Истину глаголет Писание: «Несть правды под небесами».
И замолчали. И немалое время в кручинной думе сидели.
– Как матушка Манефа поживает? – спросил, наконец, Марко
