А мы ему ответим честно и откровенно: не гуляем, уважаемый, – обедать идём. Он сразу и отстанет.
– Хитрый ты очень.
– Не хитрый, а сообразительный, что разные вещи.
Парк по периметру обсажен стриженым кустарником, и если люди внутри периметра садятся на лавочку отдохнуть, то делаются с улицы не видными.
– Присядем ненадолго?
– Нет, миленький, нам же в столовую.
– А допустим в первом приближении, что шли и устали, из сил выбились, сели отдохнуть. Что, нельзя разве?
– Не положено.
Они почти пересекли весь парк по диагонали, скоро парковая дорожка сольётся с уличным тротуаром, где народу – не протолкнуться. Шаги сами собой укоротились. Пума завертела головой по сторонам.
– Стой! – вдруг скомандовала, крепко хватая его за плечи и разворачивая спиной к улице, сама встала близко-близко, чуть даже коснувшись грудью, и осторожно выглянула из-за его лица одним глазом, наблюдая за кем-то. – Не шевелись!
– Что случилось?
– Тихо ты! Муж. На нас смотрит. Прошу же не шевелиться! Смирно стоять можешь? С какой стати здесь оказался? На работу ко мне, что ли, решил зайти без спроса?
Они почти одного роста, его глаза на уровне её бровей. Когда прячется за ним полностью, он видит огромные, расширенные от страха бездонные чёрные зрачки.
– Не горбись, Магницкий. Что, боишься – по башке прилетит? Не бойся, он пока далеко.
– Тогда идём?
– Нет, если меня признает, знаешь, какой вой дома поднимет? С кем стояла? Отчего? Почему? А пока ещё не разобрал, вдруг почудилось? Грудь шире надуй. Плечи в состоянии развернуть?
– Плечи не умею. Уши растопырить?
– Всё, идёт сюда, – она вдруг совсем придвинулась, возложила локти на плечи. – Обними, будто целуемся. Муж знает, что я целоваться не люблю, тем более на улице, решит, что померещилось. Он очень ревнивый, но воспитанный человек: ни за что не подойдёт к целующейся паре. Если, конечно, сразу не разглядел. Если узнал, обязательно прибежит, тогда его ничем не остановишь.
Руки Магницкого осторожно возлегли на тонкую, изогнутую талию.
– Так это…
Целоваться Пума отказывалась, рта не разжимала, но ресницами щекоталась лихо. В предчувствии удара сзади по голове Виктора чуть не разобрал нервный смех.
– Хватит обниматься, ушёл!
Магницкий оглянулся. Прохожие по-прежнему снуют одновременно в двух направлениях, некоторые смотрят на них понимающе.
– А скажи, будь добра, муж был? Не выдумала?
– Муж был и есть, никуда не делся.
– Сейчас был?
– Сейчас не было, и что с того? Испугался напрасно? Обиделся, миленький? Обнять тебя очень захотелось, только и всего. Знаешь, чем зря шляться-рисковать по улицам, давай лучше я к тебе приду в воскресенье
