увидела теперь.
Нас уже ждали и тут же проводили в огромную гостиную. Эту слизали с Малахитового зала в Эрмитаже – только увеличили раза в два с половиной по сравнению с оригиналом. «Может, тут еще и Янтарная комната найдется?» – подумала я, оглядывая стены.
Но, подойдя поближе, разочаровалась. Стены, колонны и камин не были украшены крохотными кусочками камня, как в Зимнем дворце. Здесь, как я поняла, использовалась самоклеящаяся пленка. Из центра комнаты все смотрелось малахитом – подделка была великолепной, но, дотронувшись до чего-то зеленого, ты понимал, что никакой это не камень. Может быть, целью было просто сделать правдоподобно смотрящуюся копию, а те, кто заходит сюда в гости, никогда не посещали Эрмитаж и думают, что там тоже пленка? Или вообще ничего не думают? Им просто показали оригинальное решение дизайнера. Что-то тут еще? Мне было бы интересно взглянуть.
Нас недолго продержали без внимания. Дверь распахнулась, и в гостиную влетел маленький мужичонка с очень большим животом (словно был беременным тройней), почти лысый, остатки растительности наблюдались лишь над маленькими ушками и в самом низу затылка. Но роскошная рыжая борода компенсировала этот недостаток.
Вслед за мужичонкой вкатилась огромная дама, которой он едва достигал до пышной груди. Лифчики, как я догадывалась, дама шьет на заказ – таких размеров просто не бывает в продаже. У нее были огромные грубые кисти рук, свидетельствующие о том, что она привычна к тяжелой работе, черты лица тоже отличались грубостью и массивностью. Все в ней казалось гулливерским и увеличенным по сравнению с нормальными размерами, по крайней мере, раза в два.
«Телохранительница?» – подумала я. Правда, лет ей не меньше пятидесяти. Но такой мастодонт…
– Здравствуйте, – сказала я.
Костик, как хорошо воспитанный мальчик, тоже пискнул приветствие, прижался ко мне всем телом, задрал голову и с любопытством разглядывал тетку.
Мужичонка выдал несколько приветствий – наверное, все, которые знал, причем произнес их скороговоркой, а потом с чувством исполненного долга плюхнулся в кресло у камина, тетка молча кивнула и, так и не произнеся ни слова, плюхнулась в другое, значительно превышающее по размерам первое. Мы с Костиком тоже хотели сесть и стали оглядываться, но нас остановил мужичонка.
– Ребенок пусть садится, – сказал он. – Вон туда, под зеркало. У окна. У того, что первое. От дальней стены. Сядь, в натуре! Оттягивайся! Тебе сейчас принесут мороженое. Или что хочешь. Дотумкал, сообразил, докумекал? Тогда садись!
Мужичонка выдавал слов сто подряд, потом выдыхался, замолкал, отдыхал – и снова выдавал какую-нибудь тираду, периодически вставляя блатные выражения. Мне никогда не доводилось общаться с уголовниками, специалистом по воровскому сленгу я себя считать уж никак не могу, но у меня тем не менее почему-то сложилось впечатление, что ряд словечек мужичонка вставляет не к месту. Только бы вставить.
Костик сел,
