Васильев, давай влево, а то тут немцы прижучат, и под вагонами, к поезду нашему, понял?
– Так точно, товарищ капитан, давайте вперед, а я прикрою.
– Нет уж, братка, давай ты вперед, а я прикрою, моя прыкрывалка пуль быстрее накидывает, да кучами, и вообще приказ, красноармеец Васильев, бегом, на хрен, вперед.
Боец обиженно надувает губки, но выполняет, постреливая (не глядя) назад, пристраиваюсь в кильватер к Васильеву, ползем долго и успешно, потом, уже не видимые фашистам, встаем и бежим. Тут что-то горячее чиркнуло меня по ноге, но мне не до этого, пора уносить ноги (и чиркнутую тоже). Асатиани, поменяв прицел, выпускает последние три мины, мы все берем ноги в руки и давим на газ. Десять минут коротких перебежек, и мы у состава, настрелявшись по самое не хочу… Быстро грузимся, машинист трогает, и «пиратский поезд», набирая скорость, уходит. Из-за дыма показываются два германских танка, две «трешки», первая «трешка» получает несколько снарядов от «сорокапяток» и послушно загорается, в лобешник второго Полуэктов зарядил шесть мин небельверфера, что с ним стало потом, мы не интересовались, но чувствую, у фашистских танкистов воспоминания остались не очень положительные (если остались).
Состав ускоряется, и рейдовая группа убирается из ада, еще больше увеличивается скорость, да, мы не боимся встречного поезда. Не потому, что наши поезда самые поездатые в мире, а потому, что Ивашин имеет приказ не пропускать составы, идущие с востока, а едущим с запада поездам теперь не до езды, станцию тупо не пройти. Поезд пыхтит, Лечи кричит на машиниста, чтобы тот прибавил газу, тьфу, то есть пару, тот прибавляет и спустя энное время мы на нужном месте, Ивашин с Хельмутом встречают, танки тут же, освобожденных не видно, видимо, отогнали их в лес. Как только поезд останавливается, сержант-ЗАРовец гонит из лесу наших пленных, чтобы разгрузить орудия и минометы с платформ. И в течение пятнадцати минут все полезное с поезда снято (и свое и чужое), затем паровоз трогается, и на нем укатывают Вахаев с Асатиани, они имеют приказ разогнать состав и пустить на станцию нежданчик, а самим спрыгнуть и обратно, мы-то их подождем в лесу. Настрадавшуюся паровозную бригаду отпускаем, пусть живут, все-таки свои, советские граждане.
Всех пленных накормили дважды, и они полны сил, придется им топать двадцать – двадцать пять километров (пешеходам дорога не обязательна, лесами пойдут), большинство согласно, ведь теперь они на свободе. А предателям не позавидуешь. В лесу на условленном месте оставляю отделение Вахаева вместе с ганомагом, как-нибудь доберутся, когда кавказцы (чеченец и грузин) их догонят, а мы уходим вперед, у нас почти четыреста человек освобожденных пленных, из них сорок две женщины – военнослужащие РККА и около взвода командиров.
Идем, исходя из скорости наислабейших из пленных. Ивашин ушел вперед, в машины мы загрузили наиболее женщин (как-то не так выразился) и наиболее ослабевших, когда один из командиров попытался сесть в грузовик
