романа: когда Петр решает оставить секту, его убивают.
Почему же бредящий Древней Грецией Дарьяльский так долго не мог увидеть столь очевидных отличий секты от общины мистов? Потому что пошел в секту за Матрёной, в ней, а не в красавице Кате видя теперь «свою зарю».
Почему ошибся Дарьяльский, или Как отличить Зарю от Астарты?
Поиски новой религии, которыми занят Дарьяльский, это поиски синтеза, поскольку истинная религия «та, которая всё в себе содержит» (Соловьев). Синтез же должен проявляться на всех уровнях, в том числе, и на уровне стихий.
Сам Дарьяльский связан со стихией огня. Ассоциация создается благодаря красной рубахе и «шапке пепельных вьющихся кудрей». Огню, для того чтобы гореть, нужен воздух. «Будущего семенам», которые носит в себе Дарьяльский, нужна земля, чтобы семена эти проросли, «и оттого-то он к народной земле так припал и к молитвам народа о земле так припал». И ещё семенам нужна вода. И если земля – это народ, то, значит, Заря, зов которой слышит Дарьяльский, которая вдохновляет и, как верит герой, защищает его, – это и воздух, и вода. Так же говорит о ней В.С. Соловьев в цитированном уже стихотворении: «…В свете немеркнущем новой богини небо слилося с пучиною вод». Небо, или воздух, в мифологиях символизирует мысль, вода же – чувство.
Заметим кстати, что с начала произведения Белый показывает, как трудно Дарьяльскому разделить, различить воду и небо, отделить фантазии, образы от реальности: «Ясный солнечный день, ясная солнечная водица: голубая такая; коли заглянуть, не знаешь, вода ли то или небо. Ей, молодец, закружится голова, отойди!» При этом воздух умного, образованного Дарьяльского пугает: «А небо? А бледный воздух его, сперва бледный, а коли приглядеться, вовсе черный воздух?.. Вздрогнул Дарьяльский, будто тайная погрозила ему там опасность, как грозила она ему не раз, будто тайно его призывала страшная, от века заключенная в небе тайна, и он сказал себе: “Ей, не бойся, не в воздухе ты – смотри, грустно вода похлюпывает у мостков”» (37). Стихия воздуха, мысли не является родной для героя: он предпочитает жить чувствами, фантазиями. Но в отражении, а значит, и в фантазиях всё перевернуто с ног на голову. Об этом Дарьяльский забывает.
Поначалу Дарьяльскому кажется, что Заря – это Катя. Вот почему в те моменты, когда герой чувствует нависшую над ним опасность, он мысленно обращается к невесте: когда «души его запросила рябая баба», «затвердил он, вызывая в душе образ Кати: «Хорошая невеста, добрая моя невеста!» (39); когда заблудился в лесу, снова просил помощи у нее: «Катя, спаси, – уже не далеко до Гуголева…» (120). Он насильно вызывает в душе образ Кати, повторяет про себя, что любит её, потому что для него это – молитва, заговор от бесов: «Знаю, что только ты, Катя, моя жизнь, и да воскреснет бог» (117); «Катя, родная: люблю тебя…» (119); «Катя, родная: только тебя я, Катя, люблю – тебя!» (120); «Спи же спокойно, милая Катя: никогда душа моя, Катя, не забудет тебя…» (122).
Однако, встретив «упорный взгляд
