за Мертвым Верхом «и будто бы за небом». Лихов кажется призрачным, миражным: «И к Лихову подходили путники, к Лихову, а Лихова не было и помина на горизонте, и сказать нельзя было, где Лихов; а он – был. Или и вовсе никакого Лихова не было, а так всё только казалось и притом пустое такое…» – и не принадлежит к «богоспасаемым» городам, т. е. лишен божественной защиты. Возможно, это город, который испытал на себе гнев божий: название его происходит от слова «лихо», т. е. зло.
Типичные представители Запада и Востока в романе – люди почтенного возраста, тогда как стариков среди целебеевцев нет. В описаниях Еропегина и баронессы не раз звучит мотив смерти: «Так сидели они и смотрели друг на друга – старик смотрел на старуху; сожженными казались оба трупами собственных жизней… души обоих равно были от жизни далеки» (165). И хотя конфликт между Востоком и Западом Белый решает в пользу последнего (Еропегин приезжает, грозя разорить баронессу, но восточной хитрости противостоит западная образованность: купцу приходится иметь дело с сенатором, баронессиным сыном, и Еропегин вынужден сдаться), да и западный образ жизни представляется более здоровым (и баронесса, и Еропегин – «трупы собственных жизней», но баронесса старше: её сын – ровесник Еропегина), будущего, по мнению писателя, не стоит искать ни на Западе, ни на Востоке: фамилия барона указывает на могилу[32], «детишки» Еропегина в Лихове не показываются.
Таким образом, несмотря на все существующие между ними различия, Восток и Запад, в понимании Белого, во многом похожи и в главном уступают России. «Серебряным голубем» вопрос о выборе между ними писатель снимает, говорит о необходимости отказаться от преимущественной ориентации на любое из этих начал и попытаться найти свой особый, российский путь. Эту задачу пытается решить герой романа Дарьяльский, поселяющийся в Целебееве.
Дарьяльский. Заря. Соловьев
Автор называет героя, бродящего «средь полей», «странником», «со странными своими, не приведенными к единству мыслями» (68). Между тем современникам Белого герой «Серебряного голубя» вовсе не должен был казаться странным. Как типичный молодой интеллигент начала XX века, Дарьяльский отвергает традиционное христианство: «уже с детства он объявил отцу, что и в Бога не верит, в доказательство чего вынес из своей каморки образ и шваркнул в угол…» (67) – и ищет новой религии. А то обстоятельство, что Дарьяльский «молился красным… зорям и невесть чему, снисходящему в душу с зарей…» (67), делает героя человеком из ближнего круга автора, который и сам, не будучи, правда, «нехристем», к заре в начале века относился по-особому.
«В 1900–1901 годах “символисты” встречали зарю, – писал А. Белый в «Воспоминаниях о Блоке», – их логические объяснения факта зари были только гипотезами оформления данности… переменялись гипотезы; факт – оставался: заря восходила и ослепляла глаза…»[33]. Впечатления от зари как природного явления, в первые годы нового века поразившего
