на конференции, – напомнил я. – Должен поддерживать профессиональную репутацию.
Эта мысль его рассмешила. Для него взрослые дяди и тети, послушно подделывающиеся поведением и одеждой под общепринятые представления о профессорах, выглядели нелепо.
Прощаясь, я дал ему пятьсот долларов, но он не взял. Сказал, что денег хватает – подрабатывает понемногу, и что не привык иметь при себе столько денег.
– Это выведет меня из равновесия, понимаешь?
Он обнял меня на прощание – крепко и надолго. Немытые волосы пахли мускусом, как у всех хобо. Я опять спросил, не передумает ли он насчет денег. Он только улыбнулся. Я смотрел ему вслед с чувством полного бессилия. Он был моим сыном, но я больше не имел над ним власти – если когда-нибудь имел. Я стал посторонним, зрителем, следящим за его жизнью с края поля.
На углу Дэниел обернулся и помахал мне рукой. Я махнул в ответ. Потом он шагнул на переход и затерялся в толпе. С тех пор я его не видел.
Теперь, в кухне нашего коннектикутского дома, Фрэн подошла и поцеловала меня в губы. Руки, испачканные в муке, она держала на отлете, как я, когда несколько часов назад работал в клинике Колумбийского университета.
– Алекс опять подрался, – сказала она.
– Не подрался, – поправил Алекс. – Драка – это когда кого-то бьешь, и он бьет в ответ. Это была скорее куча-мала.
– Мистер Умник на три дня отстранен от занятий, – сообщила она мне.
– Я намерен рассвирепеть, – сказал я Алексу, – как только напьюсь. – И достал из холодильника пиво.
Фрэн опять занялась пиццей.
– Мы решили сегодня делать с грибами и пепперони.
– Мне-то что, – заметил я.
Фрэн, словно некстати, произнесла:
– Да, рейс семь пятнадцать на Таксон.
Таксон? Я только теперь заметил голубой огонек.
– Да, машина нужна.
Я хотел заговорить, но Фрэн подняла палец:
– Прекрасно. Сообщите мне по е-мейлу? Благодарю.
Огонек погас, палец опустился.
– Чем могу помочь? – спросил я.
– Сядь за стол. И через десять минут вынешь – я все еще боюсь этой духовки.
Телевизор в углу показывал «Смертельный риск». Это тоже был наш домашний ритуал – смотреть игровые шоу. Фрэн считала, что детям полезно тянуться за участниками телеконкурсов. Я никогда не понимал, в чем тут польза, но каждый вечер после семи в нашем доме разражалась какофония бездоказательных споров.
– Джеймс Гарфилд! – сказал Вэлли.
– Мэдисон, – поправила Фрэн.
– Это вопрос, – сказал Вэлли.
– Кто такой Джеймс Гарфилд? – спросил Вэлли.
– Мэдисон, – поправила Фрэн.
– Кто такой Джеймс Мэдисон?
Я привык к ежевечерним перепалкам
