она ожидала, она также не могла объяснить. Возможно, спасения. Или она ждала, когда к ней вернется способность молиться; раньше она молилась ежедневно по пять минут, молилась с полным сознанием своей преданности Богу. Сейчас эта способность была утрачена.
– Эта ведьма наконец-то ушла?
Сале отвернулась от окна и, посмотрев в сторону двери, увидела возникшую в проеме Юмн; золовка стояла, прислонившись плечом к косяку.
– Это ты о ком? О Рейчел? – спросила ее Сале.
Юмн вошла в комнату с поднятыми руками; она заплетала волосы в косу. Коса получилась никудышной, не толще женского мизинца. Голая кожа головы, проглядывающая во многих местах, производила неприятное впечатление.
– Это ты о ком? О Рейчел? – гримасничая, передразнила Юмн. – Почему ты всегда говоришь, как женщина, которой засунули в зад кочергу?
Она засмеялась. Юмн была без дупатты, которую постоянно носила, и без шарфа, с волосами, убранными назад; взгляд ее бегающего глаза был сейчас более пронзительным, чем обычно. Когда она смеялась, этот глаз перекатывался из стороны в сторону, словно сырой желток по тарелке.
– Помассируй мне спину, – приказным тоном произнесла она. – Мне надо расслабиться и подготовиться к встрече с твоим братом сегодня ночью.
Она подошла к кровати, на которую в скором времени должен будет лечь спать ее муж, рывком сбросила с ног сандалии и развалилась на голубом стеганом одеяле. Затем повернулась на бок и согнула в коленях ноги.
– Сале, ты что, оглохла? Помассируй мне спину.
– Прекрати называть Рейчел ведьмой. Она старается и делает все, лишь бы не выглядеть так, как… – Сале сделала паузу перед тем, как докончить фразу. Если она произнесет: «Как ты и тебе подобные», это – с соответствующей дозой истерического плача в качестве аккомпанемента – будет немедленно передано Муханнаду, а уж брат Сале найдет, как отомстить за оскорбление, нанесенное матери его сыновей.
Юмн с хитрой улыбкой наблюдала за ней. Ей так хотелось услышать конец фразы, поскольку не было для нее более сладостного звука, чем звук от удара ладони Муханнада по щеке его младшей сестры. Но на сей раз Сале не доставит ей такого удовольствия. Вздохнув, она подошла к кровати и остановилась, глядя, как Юмн стаскивает с себя верхние одежды.
– Не забудь про масло, – поучала она золовку. – Возьми то, что пахнет эвкалиптом. И сперва разогрей его в руке. Я не переношу холодного.
Сале послушно пошла за маслом, а вернувшись, увидела Юмн, лежащую во весь рост на боку. На ее теле явственно просматривались следы двух беременностей, проследовавших практически без перерыва. Ей было всего двадцать четыре года, но ее вялые груди обвисли; в результате второй беременности кожа свисала складками, и толстая жировая прослойка под ней увеличивала нагрузку на ее крепкий скелет. В последующие пять лет, если она и дальше, радуя брата
