местоимение он употребил во множественном числе.
– Полезным может оказаться все, – ответила Барбара. – Письма, счета, телефонные звонки, гости. Да все, что угодно.
Лицо Тревеса засияло.
– И вот что, сержант… – Он повел глазами вокруг. Рядом никого не было. Телевизор в холле передавал утренние новости Би-би-си так громко, что наверняка заглушил бы Паваротти в «Паяцах»[44], но Тревес, невзирая на это, проявлял бдительность. – За две недели до его смерти у нас был гость. Я не придал этому значения, ведь они были помолвлены… так почему бы ей?.. Хотя мне такое поведение… такая решимость с ее стороны показалась несколько необычной. Я хочу сказать, что для нее не было привычным… вести себя… ну, так открыто. Ведь в ее семье это не принято, верно? Из чего я должен заключить, что этот случай показался мне не совсем обычным.
– Мистер Тревес, вы не могли бы выражаться яснее и короче?
– Та женщина, которая приходила к Хайтаму Кураши, – многозначительно начал Тревес. Похоже, он обиделся на то, что Барбара недостаточно внимательно следила за тяжеловесным составом его мысли, медленно и с пыхтением ползущим к еле различимой вдали станции назначения. – За две недели до смерти к нему приходила женщина. Она была одета так, как принято у них. Одному богу известно, как она, должно быть, парилась подо всем, что было на ней надето. Да еще на такой жаре.
– На ней был чадор? Вы это хотели сказать?
– Не знаю, как они это называют. Она была вся от макушки до пят закутана в черное – правда, для глаз были прорези. Она пришла и спросила Кураши. Он в это время пил кофе. Они немного пошептались у двери возле стойки для зонтиков, вон там. Потом поднялись наверх. – Он на секунду остановился словно для того, чтобы натянуть на лицо ханжескую маску, и продолжал: – Но вот зачем они поднялись к нему в комнату, сказать не могу.
– И сколько времени они провели у него в номере?
– Я вообще-то не засекал время, сержант, – с лукавой миной ответил Тревес, – но не побоюсь сказать, что пробыли они в его номере довольно долго.
Юмн вяло потянулась и повернулась на бок. Прямо перед глазами был затылок мужа. Внизу в доме, под их спальней, слышались голоса, а значит, и им обоим пора было уже встать и приниматься за дела, но ей доставляло удовольствие то, что все уже погрузились в дневные заботы, а она и Муханнад лежат под одеялом, не думая и не тревожась ни о чем, кроме как друг о друге.
Она подняла вялую руку, провела ладонью по длинным волосам мужа – сейчас они не были собраны в хвост – и запустила в них всю пятерню.
– Мери-джан, – промурлыкала она.
Ей не надо было брать с прикроватного столика календарик, чтобы узнать, что сегодня за день. Она вела строгое наблюдение за своим женским циклом и знала, какое значение имела прошедшая ночь. Близость с мужем могла привести к очередной беременности. Именно этого больше всего – даже больше, чем показать Сале ее пожизненное место, – хотелось
«П а я ц ы» – опера итальянского композитора Руджеро Леонкавалло.
