style="font-size:15px;"> – Все остальное так же просто… – Он бросился к центральному входу. Марта осталась в карете.
На трибуне стояла баронесса.
– Трудно говорить, когда на тебя смотрят столько сочувствующих глаз. По традиции мужчину после развода объявляют свободным, а женщину – брошенной… Не жалейте меня, господа! Подумайте о себе! Много лет я держала этого человека в семейных узах и тем самым спасала от него общество. Теперь вы сами рубите это сдерживающее средство. Что ж… – Она усмехнулась и закончила с пафосом: – Мне жалко вас! Не страшно, что я брошена, страшно, что он СВОБОДЕН!
Толстые разодетые горожане из первых рядов отдувались и вытирали слезы кружевными платочками.
Мюнхгаузен с трудом протиснулся в переполненный зал и остановился в дверях.
– О чем это она? – спросил он у стоящего рядом горожанина.
– Как – о чем? – горожанин даже не повернул головы. – Барона кроет.
– Что ж она говорит? – поинтересовался барон.
– Ясно что: подлец, мол, говорит. Псих ненормальный!
– И чего хочет? – вновь полюбопытствовал барон.
– Ясно чего: чтоб не бросал.
– Логично, – заметил Мюнхгаузен и стал пробираться через переполненный зал.
– Почему так поздно, Карл? – спросил встревоженный бургомистр, усаживая его рядом с собой.
– По-моему, рано. Еще не все глупости сказаны.
Бургомистр поморщился:
– Только умоляю тебя!..
– Понял! Ни одного лишнего слова!
– Это главное, – согласился бургомистр.
– Главное в другом, – тихо шепнул Мюнхгаузен. – Я сделал удивительное открытие.
– Опять?! – вздрогнул бургомистр.
– Вы все ахнете. Это перевернет жизнь в нашем городе.
– Умоляю, барон, – встревожился бургомистр, – только не сегодня.
– Ответьте мне на один вопрос: сколько дней в году?
– Триста шестьдесят пять…
– Ладно, – отмахнулся Мюнхгаузен. – Остальное потом.
– Вызывается барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен! – провозгласил судья, и, сопровождаемый любопытными взглядами публики, барон легко взбежал на возвышение.
– Я здесь, господин судья!
– Барон, что бы вы могли сообщить суду по существу дела?
– Смотря что вы имеете в виду.
– Как – что? – недовольно проворчал судья. – Объясните – почему разводитесь? Как это так: двадцать лет было все хорошо и вдруг – такая трагедия.
– Извините, господин судья, – с улыбкой сказал Мюнхгаузен. – Существо дела выглядит не так: двадцать лет длилась трагедия, и только теперь должно быть все хорошо. Объясняю подробней: дело в том, что нас поженили еще до нашего рождения. Род Мюнхгаузенов всегда мечтал породниться с родом фон Дуттен. Нас познакомили с Якобиной еще в колыбели,
