потом она его разлюбит? – спросил зритель в цилиндре.
– Если вы знаете дальше, так не рассказывайте, – недовольно ответила сидящая рядом дама.
В ложе герцога возникла паника. Туда прибежал судебный секретарь и тотчас убежал назад.
Феофил обернулся к матери:
– Я уже ничего не понимаю. Так это он или не он?
Ударила барабанная дробь.
– Остановитесь, барон! – громко произнес судья, получив в руки депешу от секретаря. – Высочайшим повелением, в связи с благополучным завершением судебного эксперимента, приказано считать подсудимого бароном Карлом Фридрихом Иеронимом фон Мюнхгаузеном!
Раздались аплодисменты и приветственные возгласы.
Рамкопф стукнул себя по лбу:
– Господи, как мы сами-то не догадались!
Баронесса рванулась из ложи, мучительно вглядываясь в лицо Мюнхгаузена:
– Это он! Карл, я узнаю тебя! Фео! Что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!
– Па-па! – хрипло закричал Феофил с глазами, полными слез, и бросился на шею Мюнхгаузену.
Дирижер взмахнул палочкой. Грянул стремительный праздничный галоп.
Кто-то кого-то целовал, кто-то кричал что-то восторженное. Марту оттеснили какие-то громогласные ликующие горожане.
Мюнхгаузен потерял ее в этой взбесившейся толпе жителей Ганновера, хотел что-то сказать, но ему не дали. Рамкопф подхватил его под руку:
– Поздравляю вас, барон!
Мюнхгаузен взглянул себе под ноги – на земле судорожно отбивал земные поклоны пастор:
– Господи, спасибо! Ты совершил чудо! Господи, спасибо…
Нахлынувшая толпа закружила его, и он попал в руки бургомистра, который его неожиданно и крепко поцеловал:
– Я знал. Знал… но это так неожиданно. Поздравляю от всей души!..
– Но с чем? – изумился Мюнхгаузен.
– Как «с чем»?! С успешным возвращением с Луны.
Мюнхгаузен огляделся по сторонам, ища сочувствия:
– Но я не был на Луне.
– Как это не был, когда уже есть решение, что был, – с укором произнес бургомистр. – Мы все свидетели.
– Это неправда! – закричал что есть силы Мюнхгаузен. – Неправда-а-а!..
Воцарилось глубокое и тягостное молчание. Все замерло. Мюнхгаузен смотрел перед собой, не зная, что еще сказать людям. Он почувствовал, что остался один.
Впереди стоял большой банкетный стол, за которым сидел добрый герцог и улыбался. Бесшумно скользили вышколенные официанты. Некоторые ему улыбались из-за стола, другие накладывали кушанья в тарелки.
– Присоединяйтесь, барон… Присоединяйтесь! – подмигнул ему бургомистр.
Рамкопф помахал ладошкой.
– Да, конечно, – вежливо улыбалась баронесса. – Когда мой муж летал, я безумно волновалась, но могу сказать одно: верила, что прилетит.
Герцог встал с кресла и поднял бокал. Все затихли.
