с виду всех трезвее:Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее!
Под общий дружный смех после двух последних строчек Кюхельбекер тоже был вынужден натянуто улыбаться.
Искреннего романтика и идеалиста, человека добрейшей души, Кюхельбекера Пушкин любил, но шутить в адрес друга не переставал. Вильгельм часто посещал Жуковского и имел обыкновение читать свои стихи, не зная меры. Жуковский утомлялся, но стойко терпел. Однажды Жуковский не пришел на званый вечер и на вопрос, почему отсутствовал, ответил: «Я еще накануне расстроил себе желудок, к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома». Пушкин откликнулся на это событие стихами:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно.
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно!
(Яков – слуга Жуковского).
Кюхельбекер вспылил не на шутку и вызвал Пушкина на дуэль. Никто не мог отговорить его от опасного поединка. Бывшие друзья прибыли на место поединка. Зима, снег. Кюхельбекер стрелял первым, но промахнулся. Пушкин кинул пистолет и хотел обнять своего товарища, но тот вне себя от гнева требовал: «Стреляй, стреляй!». Пушкин с большим трудом его убедил, что стрелять невозможно, потому что снег набился в ствол. Подошел близко к другу и мягко сказал:
– Полно дурачиться, милый, пойдем пить чай, – и подал ему рук у.
Поединок был отложен до таяния снегов. Зима кончилась не завтра, и спустя некоторое время они окончательно помирились.
Пушкин и барон М. А. Корф, лицейский товарищ Пушкина, жили в одном доме. Камердинер Александра Сергеевича под воздействием паров Бахуса ворвался в прихожую Корфа с целью затеять ссору с камердинером хозяина. На шум вышел Корф и, будучи человеком вспыльчивым, щедро всыпал зачинщику палкой.
Пострадавший пожаловался Пушкину. Александр Сергеевич вспылил в свою очередь и немедленно вызвал Корфа на дуэль.
На письменный вызов Корф ответил таким образом: «Не принимаю вашего вызова из-за такой безделицы не потому, что вы – Пушкин, а потому, что я не Кюхельбекер».
Обычно Пушкин, обладающий огромной долей злого остроумия, желчного и разящего без жалости юмора, применял свое оружие только против своих литературных врагов или людей, которые его чем-то болезненно задевали. Как ярко представлено в следующей эпиграмме:
Все пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,
Поступь важная в порфире,
Кудри черные до плеч;
Голос нежный, взор любови…
Набеленная рука,
Размалеванные брови
И широкая нога!
Однако бывало и по-иному, на одном званом вечере Пушкин, еще в молодых летах, был пьян и вел разговор с одной дамой. Следует добавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная в беседе с поэтом, она спросила, желая его уязвить:
– У вас, Александр Сергеевич,
