Название:
Автор:
Жанр:
Серия:
Издательство:
который мог бы понимать своенравный слог писем, накинутых шутливо и бегло. Впрочем, о свойстве моих писем и вообще о степени ответственности, которую можно определить частной переписке, буду подробнее говорить после. Письма в жизни других – эпизод; у меня они – история моей жизни. Я поехал в Москву и тогда же, как узнал после, был, по предписанию из Варшавы, передан особому надзору полиции. Тут вскоре поехал я в Петербург обратным путем в Варшаву, где хотел, устроив свои денежные дела, подать просьбу в отставку. В Петербурге, перед самым отъездом, получил я письмо официальное, или полуофициальное на Французском языке и собственноручное от Н. Н. Новосильцова, объявляющее мне гнев Государя Императора. На меня подали два обвинения: первое, что до сведения Государя, в проезд его чрез Варшаву, доведено было, что в разговорах моих я горячо защищал произносимые в Польше мнения Французских депутатов, коим приписываются все бедствия, постигшие Францию. Второе, что, выезжая из Варшавы, не явился я за приказаниями к Его Высочеству Великому Князю. В заключение сказано было, что Государь Император, желая, чтобы мнения чиновников, употребляемых правительством, не были в противоречии с ним и чтобы, с другой стороны, не подавали они примера неуважения в особе Его Августейшего брата, запрещает мне возвращаться в Варшаву. В этих двух обвинениях оправдываюсь тем, что Франция не была тогда раздираема бедствиями революции, что обе партии, разделившие и разделяющие поныне палату депутатов и самые умы Франции, входят неизбежно в сущность стихий правления, в ней господствующего; сие тем доказывается, что часто король из среды нынешних противников министерства, и следовательно правительства, избирает своих завтрашних министров. По этому бескорыстным пристрастием к талантам той или другой стороны в тяжбе Французских мнений я никак не мог видеть Русское преступление. Впрочем, и самые разговоры мои о таких предметах не могли иметь никакой политической важности: они возникали и умирали в приятельских беседах. Не знаю, какою таинственною силою воскресили мертвых и поставили их против меня обвинительными привидениями, Что же касается до другого обвинения, то клянусь совестью, что никак не полагал обязанностью явиться в Его Высочеству Великому Князю, не зная, что это в числе установленных обыкновений; напротив, полагая, что все сношения мои с Его Высочеством существуют только в силу Его милостивого благорасположения ко мне, то, уже лишенный оного и чуждый ему по роду службы моей, я даже и не имел права так-сказать насильственно поддерживать сии сношения, для него тогда уже неугодные. Письмо Новосильцова взволновало меня, хотя, отдам ему справедливость, и было оно умерено выражением сожаления, что он лишается во мне чиновника, которого всегда уважал. Выше сказал я, что думал и прежде оставить Варшавскую службу, но мне показалось, что могли поступить со мною иначе. Неприятный великому Князю, конечно, я не мог быть оставлен в Варшаве: Государь Император не мог колебаться
