князя, Вейсса, брата княгини Трубецкой. Поздравь ее с прибылью семейною.
Суббота.
266. Тургенев князю Вяземскому.
[Начало февраля. Петербург].
Письмо от 31-го января получил и приложенное разослал исправно. Но еще не все книги брата Сергея тобою доставлены: Bailleul, «Annales protestantes» (которые теперь мне очень нужны), Tibère, «Divan» Гёте и брошюру о жидах, также мне очень нужную. Он еще здесь, и мне хочется продержать его подолее и потом проводить, если не до Одессы, то, по крайней мере, до Москвы.
Какой Якоби знакомит тебя с немцами? Кто и где он был? Не у нас ли в Петербурге, прежде и потом опять – в Галле и пр.?
Брат не имеет нужды обуздывать пыл языка, ибо, к счастию, мы всегда почти вместе и почти нигде не бываем; однако ж и тут не избежал порицания длинного и стареющагося и старого француза, придворного у маленького двора, который, не видав его, думал отгадывать слова и суждения его о вещах.
Погуляй по белу-свету, но не мотай, а сберегай деньгу на черный день, то-есть, к тому времени, когда пройдут черные дни беспутной или бесцельной жизни, и тебе можно, и потому должно будет отдохнуть в Европе от Варшавы. Но отдыхать можно только с спокойною совестью, которая спокойна не бывает при расстроенном имуществе, не благоприобретенном, а наследственном. Sapienti sat!
Граф Воронцов назначен в Кременчуг корпусным командиром, на место князя Горчакова, который заступает место в корпусе князя Д. В. Голицына. Прости! Тургенев.
267. Князь Вяземский Тургеневу.
18-го февраля. Варшава.
Что ты городишь? Каждое письмо мое более твоего: ты пишешь в таком просторном духе, что на странице твоей едва сочтешь десять строк, а я убиваю мелкою печатью; ты стреляешь ядрами, а я – дробью. Сколько раз оставлял ты меня для протопопского обеда или министерского ужина! Мне случилось раз от пера оторваться для либерального банкета, и ты смеешь пенять. У меня каждый раз прения французской палаты снова преют за варшавским обедом. Спроси у брата, какое у меня шампанское sec, выходец красноречивый Эпернея, и скорее тащи платок из кармана: слюнки так и потекут; а спроси у брата, какой рейнвейн, выходец с Ивановской горы: ты прыгнул бы выше Ивановской колокольни от одной рюмки. Нет, брат, не требуй пожертвований выше сил гастрономических!
Сейчас пришли мне Библию русскую и перевод Евангелия! Смотри же, сейчас! Я бархатных жилетов искал, но не нашел. Сегодня черно на душе. Мы имели уже несколько дней весенних, но погода сделалась пасмурною, и туман сел на сердце. Василий Львович пишет мне о медали академической:
«Я люблю Тургенева и люблю сердечно. Он умеет ценить достоинства и предан Николаю Михайловичу». Неужели это тебя не растрогает и не напишешь ему? Сделайте милость, лелейте его старческую молодость. Право, другого его не наживем.
Горю нетерпением узнать, в чем состоит твой либеральный подвиг, и что скажете вы о
