небесное тепло, которое свойственно только Ей одной, в полотнах совершенно разных художников, как будто бы их руками водил один и тот же Небесный Творец, помогая создавать этот незабываемый образ. Утренние лучи солнца, падающие из других окон, золотыми отблесками играли на маслянистой поверхности холста. Курт испытывал в эту минуту то редкостное ощущение восторженно-нежной любви к своему детищу, которое иногда посещает авторов шедевра, когда они видят и чувствуют какие-то новые, доселе скрытые, таинственные грани его.
Художник сложил ладони вместе, приставил их к груди и закрыл глаза. Его губы шептали благодарственную молитву Всевышнему за удивительное спасение, и с каждой секундой Курт все больше и больше верил в то, что именно рука Божьей Матери поддержала его падающее навзничь тело и переместила на мягкую постель.
Закончив молитву, Бремер сел на кресло и стал размышлять о случившемся. Он вспомнил отчетливый, странный сон, приснившийся ему в эту ночь, все слова бывшего хозяина замка.
«Не там ты хранишь свое сокровище… не там, а где же тогда? Крысы мои картины не трогали… не трогали… почему? Быть может… потому что они не могли туда пробраться? А куда? Так туда же, где висит огромный портрет деда! Точно!»
Курт порывисто встал, осененный внезапной догадкой. Вот надо что сделать! Свою картину повесить в надежное место, в ту большую округлую комнату на вершине башни. На место дедовского портрета! Туда вряд ли добираются крысы!
Наследник вспомнил толстые каменные стены и тяжелую дверь, обитую металлом, которая плотно, без единой щели прилегала к черной раме из железа. А старую картину оттуда снять, и быть может, попробовать ее продать за хорошую цену? Интересно, кто писал этот портрет? – так думал Курт, убирая свою постель.
Бремер спустился вниз, в столовую и скромно позавтракал остатками своей вечерней трапезы. Нужно было опять идти в город, чтобы что-то купить себе из съестного. Курт печально вздохнул. И хотя он экономил на всем, запас денег стремительно таял.
«Неужели придется искать себе здесь работу? Это так нелегко, меня мало кто знает… – невесело думал художник, доедая рыбную похлебку, – и насколько далеко отодвинулась от меня мечта об учебе в Кёльне. Попробую снова нарисовать пейзаж этого замка вместе с видом города и продать его за столько, сколько дадут. Но сначала надо убрать мою любимую картину в надежное место».
Слегка утолив голод, Бремер поднялся наверх. Он тщательно осмотрел круглую комнату, на коленках прополз по всем ее углам и не нашел ничего того, что отдаленно напоминало бы о маленьком отверстии, ведущим наружу.
– Отлично! – воскликнул повеселевший Курт. – Сюда даже и муха не пролетит, не говоря уже о крысе!
Он опять вспомнил эту мерзкую тварь и вздрогнул, словно вновь почувствовав спиной раскрывающуюся бездну падения. Художник никогда в жизни не испытывал подобного состояния – причастности к какой-то сверхъестественной
