style="font-size:15px;"> Этот город пленил меня. Он был создан для меня, и я хотел стать его летописцем. Севилья принадлежала мне, а я – ей.
В самые жаркие часы большинство севильцев сидели по домам и выходили на улицу лишь с наступлением темноты, когда вечерний ветер, дующий с моря по долине Гвадалквивира, немного охлаждал городские стены. Тогда словно поднимался занавес, и Севилья превращалась в чудесные подмостки для театра жизни. Я лежал на одеяле за городскими воротами и слушал клацанье кастаньет, доносящееся с каждой улицы и площади. Оно знаменовало начало танца, который своим высокомерным изяществом напоминал мне поступь павлинов с распушенными хвостами. Люди высыпáли из домов, пели на площадях и танцевали запрещенные Церковью чувственные сарабанды. Прекрасные и продажные танцовщицы (где старые, где молодые – уже не разобрать) бесстыдно виляли задами в свете факелов и яростно щелкали кастаньетами. В их пальцах музыкальный инструмент превращался в орудие, способное сперва соблазнить незадачливого гуляку, а затем иссушить его душу.
Взгляды этих женщин сулили бесчисленные наслаждения плоти, а руки говорили на собственном тайном языке – его влекущие знаки приглашали зрителей уступить своему желанию и коснуться разгоряченных щек танцовщиц. Рядом мужчины-танцоры взмывали в воздух, словно ничего не весили, и выделывали головокружительные сальто. Пляска напоминала обряд изгнания бесов, пожирающих танцоров изнутри. Паря над землей, они казались полулюдьми-полуптицами. С полуночи и до рассвета распаленные поклонники услаждали серенадами слух самых обворожительных сеньорит. Встречи соперников под одним балконом нередко заканчивались дракой – и тогда трупы незадачливых воздыхателей находили поутру в луже запекшейся крови.
Севилья слыла городом ведьм и колдунов. Не дай вам бог повздорить с женщиной, потому что любая из них – аристократка или крестьянка, замужняя или одинокая, старая или молодая, красивая или уродливая, христианка или мусульманка, рабыня или свободная – могла оказаться в сговоре с дьяволом. Ведьмы потехи ради заставляли розы цвести в декабре, устраивали и разрушали браки, привораживали мужчин и исчезали накануне свадьбы, а бывало, и проклинали беременную соперницу, чтобы та разродилась щенками.
Те несчастные, что осмелились перейти дорогу колдунье, заканчивали свои дни в облике ослов. Женщина, у которой исчез муж или возлюбленный, наверняка знала, что он теперь ходит в поводу у какой-нибудь ведьмы и таскает тяжелую поклажу. Нередко можно было видеть, как супруга пропавшего севильца бродит вокруг города и окликает каждого встреченного осла именем мужа. Когда тот разражался в ответ истошным криком, женщина падала на колени, крестилась и благодарила небеса за счастливое воссоединение. Если же она хотела заполучить супруга обратно, ей приходилось выкупить его у хозяина. После этого дама возвращалась домой, счастливая тем, что обрела мужа хотя бы в таком виде, и коротала
