прижалась боком к моей ноге и заскулила.
Опустившись на колени, я зарылась лицом в ее мерцающую шерсть – мягкую, подернутую рябью, колеблющуюся, будто лепестки актинии в токах невидимого подводного течения.
– Он боится тебя, – объяснила Ариэль. – Такова уж натура волшебников – их тяга к знаниям превыше жажды общения. Он боится того, как ты можешь распорядиться знанием, овладев им.
– И потому крадет его у меня. Снова и снова. Как вода точит камень.
Ариэль вновь заскулила – тоскливо, басовито.
– А что, если он тоже придет сюда? И сотрет со стены все?
Полагаться на память я не могла, и потому записывала здесь, на стене пещеры, все, что извлекала из бесед с Ариэлем и из рассказов отца о большом мире за горизонтом.
– Я буду помнить все это за тебя, – отвечала Ариэль с яростью волчицы, защищающей своего щенка. – И помогу записывать это снова и снова – как волна за волной намывают песчаную отмель.
В голове всплыли обрывки воспоминаний, и я поперхнулась от смеха.
– Ариэль, ты сама говорила: песчаные отмели небезопасны и переменчивы.
Мокрый нос ткнулся в шею над воротом.
– Верно, – согласилась она. – Однако, поместив отмель в нужное место, можно утопить огромный галеон. Запомни и это.
– Запомню, – прошептала я. – Если он позволит.
– Не онемела ли ты, дитя мое? Что с тобой?
Мягкая ладонь гладит по спине. Поднимаю веки, и в глаза льется свет очага. Свет теплый, воздух – тоже, но в горле холодно, точно в брюхе сырой рыбины.
– Память не отдам, – хриплю я. – Даже за корону самой Титании.
Ладонь – конечно, принадлежащая Ариэль – продолжает гладить спину.
– Ну конечно, нет, – виновато бормочет она. – Прости меня. Я не подумала…
– Тут нет твоей вины.
– Миранда…
– Миранда? – внезапно говорит Пак, как будто только что узнал меня. Лицо его проясняется, затем мрачнеет – словно солнце прячется за облака. – Так ты та самая Миранда, дочь герцога Просперо…
Что-то внутри твердеет.
– Я не просто дитя своего отца!
– Ясное дело, раз уж ты здесь, – Пак смотрит на Ариэль едва ли не в раскаянье. – Дети – они ведь все одинаковы. Ты сказала, что это – твоя подопечная с безлюдного острова, а я знал о возвращении Просперо, но не связал одно с другим.
– Теперь связал, и что это изменит?
– Возможно, что-то и изменит, – соглашается Пак. – Однако ж…
– «Однако ж»… – глумливо фыркает Ариэль. – Так продолжай же. Вернемся к твоей… сделке.
Пак оценивающе смотрит на меня. Взгляд его тяжел, но, в отличие от взоров некоторых мужчин при дворе Фердинанда, в нем нет шипов похоти или пренебрежения. Крупицы моей души текут сквозь его взгляд, точно песчинки в песочных часах.
– Миранда, – говорит он, – из
